«Дорогой папочка, у меня огромная радость – я еду в Артек! Это награда за кино, а также за то, что хорошо перешла в восьмой класс…»
Присев к столу, Гуля торопливо писала. Рядом, на стуле, стоял пустой открытый чемодан, а на диване были аккуратно разложены все незатейливые Гулины «наряды» – её белое платьице, в котором она сдавала экзамены, пёстрые сарафаны, майки.
«…Подумай, папочка, я поеду теплоходом до Севастополя, а там – машиной до Артека! Сейчас у нас дома, конечно, разговоры только об Артеке. Я даже вещи уже собрала, хотя сегодня ещё двадцать третье, а ехать мне только первого. Так долго ждать! Путёвка мне досталась в Нижний лагерь, тот, что на берегу моря. Вот красота! Я в неописуемом восторге!»
Медленно тянулись дни этой недели. Гуле казалось, что стрелки на её часиках не движутся, а стоят на месте. И «Гуля всё подносила часы к уху, прислушиваясь, идут ли они.
Но всему в жизни приходит свой черёд.
И вот голубой автобус мчит Гулю по белой горной дороге. Впереди – Артек!
Машину обступили горы – то голые, то кудрявые от зелени. Только справа дорога будто отрезана с края: она проходит над крутым обрывом.
– Ой, как узко! – закричала маленькая девочка, сидевшая рядом с Гулей, когда автобус стал пробираться между каменной стеной и пропастью.
– Не бойся, – сказала Гуля. – Держись за меня. Дорога вилась и поднималась всё выше. Серые, будто ватные клочья ползли по сторонам вниз.
– Дым! – удивился кто-то из ребят. – Откуда это дым валит?
– Да это не дым, это пар, – отозвался другой.
– И не дым и не пар, – сказал смуглый черноглазый пионер в вышитой тюбетейке. – Это облака.
– Ой, как высоко мы забрались! – заговорили ребята наперебой. – Выше облаков!
Машина обогнула уступ скалы и стала на тормозах спускаться вниз. Когда выехали за Байдарские ворота, внизу сразу открылась безбрежная синева.
– Море! – закричали ребята.
– Море, Чёрное море, – задумчиво проговорила девочка, которая сидела рядом с Гулей.
Она только сегодня утром впервые увидела море – там, в Севастополе, куда привёз её поезд из Москвы.
– А почему оно чёрное, когда оно синее?
– Оно в ясную погоду синее, – сказала Гуля, – а в штормы бывает как будто совсем чёрное.
Вот уже близко-близко к морю подошла дорога, и стало слышно, как шумно плещут и грохочут галькой волны, разбиваясь о берег и откатываясь назад.
– Приехали! – сказал шофёр и вогнал машину в открытые ворота.
Запахло кипарисовой смолой и цветами.
…В тот же самый день Гуля вместе с несколькими ребятами побежала осматривать парк.
Со всех сторон съехались в Артек ребята. Тут были и сибиряки, и кавказцы, и белорусы, и узбеки. Певучая украинская речь мешалась с окающим говором волжан.
Парк был очень большой. Аллеи и тропинки шли вверх, в гору, спускались вниз, к берегу, разбегались в разные стороны. Внизу, в парке, росли остролистые пальмы, магнолии с плотными, точно кожаными, листьями, крупные розовые орхидеи. А выше по склонам светились над колючей хвоей можжевельников желтовато-зелёные листья грабов.
Вдали высилась тёмная от зелени гора. Она была похожа на огромного бурого зверя, который улёгся у моря и пьёт воду.
– Аю-Даг – Медведь-гора, – сказал кто-то из ребят. – Какая большая!
– Не очень большая. У нас на Кавказе много выше горы есть, – сказал смуглый черноглазый пионер, тот самый, который объяснил, когда ехали, что это не дым, а облака. Но тогда, в дороге, на голове у него была вышитая тюбетейка, а сейчас белая панамка, как у всех ребят.
– А ты откуда? – спросила Гуля.
– Кабарду знаешь? – ответил ей вопросом черноглазый пионер. – Селенье Кенже знаешь? – И он посмотрел Гуле прямо в глаза.
– Нет, никогда не слыхала, – ответила Гуля. – Про Кабарду я слыхала, а про Кенже слышу в первый раз.
Потом, помолчав немного, она спросила:
– А тебя за что путёвкой премировали?
Гуля уже знала, что эта смена особая – почти все ребята были премированы путёвками за какую-нибудь заслугу перед страной. Среди приезжих ребят были пионеры, о которых знала вся страна.
– Коней вырастил, – весело ответил кабардинец, сверкнув очень белыми зубами. – Костика, Казбека и Заурбека.
– Для кого вырастил? – спросил кто-то из ребят.
– Как – для кого? Для красной кавалерии. Я и сам джигит.
– Так ты Барасби? – обрадовалась Гуля, вспомнив, что она читала о нём в «Пионерской правде». – Барасби Хамгоков!
Во все глаза смотрела она на этого стройного, худощавого, остроглазого пионера, которого никак не ожидала встретить.
– Я тоже лошадей люблю, – сказала она. – И верхом ездить умею.