Четвертая высота.

– А мне, девушки, ничего сегодня не было? – спросила Люда, входя в дежурку и с одного взгляда заметив письма в руках у подруг.

– Тебе завтра будет, – ответила Гуля. – У меня такое предчувствие.

– Ну, смотри же, чтоб было письмо! А то мне на вас глядеть завидно. Вон вы какие сегодня весёлые! Ну, хоть расскажите мне ваши новости, если уж у меня своих нет.

И все три девушки, усевшись у огня, принялись опять и опять перечитывать домашние письма.

Уже время клонилось к вечеру и казалось, что день так и пройдёт спокойно, без боя, как вдруг неожиданно где-то затрещала пулемётная очередь, застрочили автоматы. Началась перестрелка. По боевой тревоге Гуля и Ася встали, оделись, перекинули через плечо свои санитарные сумки и вышли из землянки.

К ночи бой утих.

По степи, белой от инея, пробиралась, объезжая окопы и траншеи, санитарная машина. Санитары вытащили из машины носилки. Люда в халате поверх шинели выбежала встречать раненых. Ещё издали она услышала голос Гули:

– Осторожней, осторожней, не трясите!

Носилки, слегка покачиваясь, двинулись по направлению к крыльцу. Люда привычно наклонилась и заглянула в бледное лицо раненого.

– Ася!

Гуля молча кивнула ей головой.

– Думаешь, серьёзно?

– Мгм… – не разжимая губ, ответила Гуля.

Больше они между собой не говорили. Нужно было делать обычную работу – принимать, перевязывать раненых. А в это время хирург медсанбата делал Асе операцию. Медлить нельзя было – положение оказалось очень серьёзным.

И вот операция кончена. Ася неподвижно лежит на койке. Гуля и Люда не отрываясь смотрят на её похудевшее сразу лицо, на большие блестящие глаза.

Девушки, – с трудом говорит Ася и облизывает сухие губы, – что они говорят? Я выживу?

– Ну конечно! – отвечает Гуля уверенно и спокойно.

Ася переводит на неё лихорадочный взгляд. – Да, да, Асенька, самое страшное уже позади. Какой ты молодец у нас! Доктор говорит – ты героиня!

Ася чуть улыбается одними губами.

– Нет, я не героиня… Я только терпеливая…

– Это и есть настоящий героизм!

Гуля наклоняется к Асе, уловив какое-то лёгкое движение её ресниц.

– Что, Асенька, что?

– Мне очень хочется жить, быть с вами! Я ведь всё время была с вами! – тихо, почти беззвучно говорит Ася. – Но если я умру…

– Не надо так думать, милая, – прерывает её Гуля. – Лежи тихонько, не шевелись.

– А где Люда? – спрашивает Ася.

Но Люды возле койки нет. Она не выдержала и выбежала за дверь – плакать.

– За лекарством пошла, – не теряясь, говорит Гуля.

– Пускай вернётся скорее, – шепчет Ася.

Люда и в самом деле скоро возвращается, но Ася уже не видит её. Она говорит что-то невнятное, просит помешать угли в печке, называет имена каких-то незнакомых людей, зовёт маму. Потом она совсем затихает. До рассвета Гуля и Люда по очереди дежурят у её койки. А ранним утром, накрыв простынёй умершую Асю, они тихонько выходят в морозную синеву.

Где-то тяжело ухают орудия. Начинается новый день войны.

– Вот и нет нашей Аськи… – говорит Люда и вытирает рукавицей мокрые щёки.

– Как это нет? – строго и даже гневно перебивает её Гуля. – Надо уметь помнить! Помнить всё – каждое слово, каждое движение, каждый стон… Она отдала жизнь вот этой земле, нам, жизни… А ты говоришь – её нет!

Люда с удивлением посмотрела на Гулю.

– Это правда, – сказала она робко. – А всё-таки…

– Я сама знаю, что всё-таки!..

И, закрыв глаза ладонями, Гуля бегом побежала к землянке по хрусткому снегу.

ДВОЙНОЙ ПРАЗДНИК

Выпавший в конце октября снег быстро растаял, и наступившая было зима снова сменилась тёмной осенью…

Настал канун двадцать пятой годовщины Октября…

Ночью разыгралась буря. Ветер, казалось, совсем сошёл с ума. Он сшибал с ног, пронизывал до костей. Пробираясь в густом мраке по чёрной, ухабистой, взъерошенной земле, Гуля возвращалась к себе в роту вместе с Кадыром Хабибулиным, уже оправившимся от своей раны, и другим бойцом того же подразделения, Митей Грещенко.

Все трое шли молча, ощупью, стараясь ступать как можно тише. А сверху лило, и вода хлюпала под сапогами и в сапогах.

Гуле казалось, что они никогда не выберутся из этого мрака и холода, и ей хотелось крепче сжать руку товарища, чтобы снова ощутить живое тепло, почувствовать, что ещё есть на земле жизнь.

Точно в ответ на её мысли, большая рука Кадыра нащупала её руку в темноте и уверенно потянула куда-то вправо.

– Айда за мной, – сказал Кадыр. – Пришли.

Гуля ощутила под ногами ступеньку, вырытую в земле, и стала спускаться вслед за Кадыром. Сзади шёл Грещенко.

Кадыр открыл дверь, и весёлый огонёк коптилки, как крошечный маячок, блеснул перед глазами. Пахнуло жилым теплом. Все трое, нагнув головы, один за другим вошли в землянку. Там уже спали – кто на нарах, кто на полу на сене, накрывшись полушубками и шинелями. Не спал только один паренёк. Он возился у печки.

– Ну, как? – спросил он, снимая с огня закипевший чайник. – Живы?

– Сам видишь, – ответил Кадыр.

– Удалось?

– Ещё как!

Гуля выжала на себе юбку и, присев на край скамьи, стала стягивать с ног отяжелевшие от воды сапоги.

– Ещё как удалось! – повторила она и негромко засмеялась. – Вот рассветёт – полюбуетесь!