Четвертое Правило Волшебника, или Храм Ветров

Они пошли вниз. По мере того как они спускались, коридоры, украшенные панелями и коврами, сменились узкими каменными туннелями, в которых горели только тусклые лампы, а еще ниже ходы были освещены факелами и пахло сыростью и плесенью.

Кэлен приходилось ходить по этим мрачным туннелям гораздо чаще, чем хотелось бы. Здесь она принимала признания осужденных. Именно здесь она впервые применила свою волшебную силу Исповедницы, когда допрашивала человека, который жестоко надругался над дочерьми своего соседа и убил их. Конечно, каждый раз ее сопровождал волшебник. И вот теперь она идет допрашивать волшебника.

Когда они прошли мимо солдат, охраняющих переход между двумя лестничными пролетами, и собирались повернуть за угол, к последнему коридору, где было полно солдат, Кэлен взглянула на морд-сит. Кара была красавицей, но грозной красавицей, и в ее глазах была сейчас только холодная настороженность.

– Кара, можно я задам тебе личный вопрос?

Кара заложила руки за спину, но не замедлила шага.

– Ты сестра по эйджилу. Спрашивай.

– Ты тогда сказала, что колебания могут стоить жизни тебе или тем, кто тебе дорог. Ты ведь говорила о том, что уже однажды произошло с тобой, да?

Кара остановилась. Даже в тусклом свете факелов Кэлен увидела, что морд-сит побелела.

– Вот уж действительно очень личный вопрос.

– Ты вовсе не обязана мне ничего рассказывать. То есть это не приказ, а просто женское любопытство. Мне стало интересно. Ты столько обо мне знаешь, а я знаю о тебе только то, что ты морд-сит.

– Я не всегда была морд-сит, – прошептала Кара. Угрожающее выражение исчезло с ее лица, и она вдруг стала похожа на маленькую испуганную девочку. Кэлен поняла, что сейчас Кара видит не пустой коридор, а что-то совсем другое. – Почему бы мне и не рассказать. Ты ведь сама говорила, что меня нельзя винить за то, что со мной сделали другие. Это не моя вина. Каждый год в Д’Харе отбирали девочек, которых обучали мастерству морд-сит. Известно, что самая большая жестокость произрастает из самой большой доброты. За имена девочек, отвечающих необходимым требованиям, выплачивалась награда. Я была единственным ребенком, отвечала всем требованиям, и возраст был подходящим. Девочку забирают вместе с родителями, и во время подготовки морд-сит родителей убивают. Мои родители не знали, что нас продали охотникам.

Голос Кары звучал бесстрастно, лицо не выражало никаких эмоций, будто она говорила о прошлогоднем урожае. Сами слова, а вовсе не интонация, выражали все ее эмоции.

– Мы с отцом были во дворе, резали цыплят. Когда за нами пришли, я и понятия не имела, что это значит. Но отец знал. Он увидел, как охотники спускались с холма, и напал первым. Но он увидел не всех, или их было слишком много, и они стали его теснить. «Кари, нож! – кричал он мне. – Кари, возьми нож!» Я послушалась. Отец удерживал троих охотников. Мой папа был очень большой. «Кари, режь их! – снова закричал он мне. – Режь их! Быстро!»

Кара поглядела Кэлен в глаза:

– Но я просто стояла. Колебалась. Я не хотела никого убивать. Не хотела причинять никому боль. Я даже цыплят резать не могла, их резал отец.

Кэлен на знала, станет ли Кара продолжать рассказ. В повисшем мертвом молчании она решила про себя, что если Кара не станет продолжать, то она больше не будет ее расспрашивать. Кара глядела в пространство, погрузившись в свои видения. Затем она продолжила:

– Кто-то подошел ко мне. Никогда этого не забуду. Я подняла голову и увидела женщину. Очень красивую женщину, красивей которой я никогда не видела, с огромными голубыми глазами и роскошными светлыми длинными волосами. Солнечные блики плясали на ее алом кожаном одеянии. Она с улыбкой склонилась надо мной и забрала у меня нож. В ее улыбке было что-то змеиное. С тех пор мысленно я ее только так и называла – Змея. Выпрямившись, она произнесла: «Ну разве это не прелестно? Крошка Кари не хочет никого резать. Твои колебания только что сделали тебя морд-сит, Кара. Начало положено».

Кара стояла неподвижно словно статуя.