Четвертое сословие

— Как мне быть с президентом? — второй раз спросила Хитер.

Таунсенд вернулся к реальности:

— С которым?

— Соединенных Штатов.

— Подождите, пока он позвонит снова. Может, к тому времени он немного остынет. А я пока переговорю с редактором «Стар».

— А госпожа Тэтчер?

— Пошлите ей большой букет цветов и записку: «Мы сделаем ваши мемуары бестселлером от Москвы до Нью-Йорка».

— Может, добавить еще и Лондон?

— Не надо, она и так знает, что они станут бестселлером в Лондоне.

— А что мне делать с Гэри Дикинсом?

— Позвоните архиепископу и скажите, что я хочу построить новый купол, который так нужен его собору. Подождите месяц, а потом пошлите ему чек на десять тысяч долларов.

Хитер кивнула, закрыла блокнот и спросила:

— Вы будете отвечать на звонки?

— Меня интересует только Остин Пирсон. — Он немного помолчал. — Как только он позвонит, сразу соедините.

Хитер повернулась и вышла из кабинета.

Таунсенд развернул стул и уставился в окно. Он пытался припомнить разговор со своим финансовым советником. Она позвонила на борт его частного самолета, когда он летел из Гонолулу.

— Я только что из кабинета Пирсона, — сообщила она. — Переговоры длились больше часа, но мы так ни к чему и не пришли.

— Ни к чему не пришли?

— Да. Он все еще хочет проконсультироваться с финансовым комитетом банка, прежде чем принять окончательное решение.

— Но ведь теперь, когда все другие банки согласились, Пирсон не может…

— Очень даже может. Не забывайте, он президент небольшого банка в Огайо. Его не интересует, что думают другие банки. И после всей критики в ваш адрес, которой пестрят газеты в последнее время, его сейчас волнует только одно.

— Что именно? — спросил он.

— Прикрыть свою задницу, — ответила она.

— Но неужели он не понимает, что все остальные банки откажутся от своих обещаний, если он не будет придерживаться общего плана?

— Понимает, но когда я ему об этом сказала, он пожал плечами и заявил: «В таком случае я рискну вместе с остальными».

Таунсенд выругался, и в этот момент она добавила:

— Но он дал мне одно обещание.

— Какое?

— Он позвонит сразу, как только комитет примет решение.

— Какое великодушие! И что же мне делать, если все обернется против меня?

— Опубликуйте заявление для прессы, о котором мы с вами договорились.

Таунсенд побледнел.

— Неужели я больше ничего не могу сделать?

— Ничего, — твердо ответила мисс Бересфорд. — Просто сидите и ждите звонка Пирсона. Я должна бежать, иначе не успею на следующий рейс до Нью-Йорка. Буду у вас около полудня. — В трубке наступила тишина.

Продолжая думать о ее словах, Таунсенд поднялся со стула и стал мерить шагами комнату. Он остановился и посмотрел на себя в зеркало, висевшее над камином, — он не успел переодеться после самолета, и это было заметно. Впервые он подумал, что выглядит старше своих шестидесяти трех лет. Ничего удивительного, если учесть, через что протащила его финансовая советница за последние шесть недель. Он первым признал — обратись он к ней за помощью чуть раньше, он бы сейчас не зависел от звонка президента какого-то мелкого банка в Огайо.

Он уставился на телефон, приказывая ему зазвонить. Но телефон молчал. Таунсенд даже не притронулся к пачке документов, которые Хитер оставила ему на подпись. Открылась дверь, прервав его мысли, и в кабинет вошла Хитер. Она протянула ему всего один лист бумаги. На нем в алфавитном порядке были написаны имена.

— Я подумала, это может пригодиться, — сказала она.

Проработав на него тридцать пять лет, она знала, что уж кто-кто, а он не будет просто сидеть и ждать.

Таунсенд непривычно медленно провел пальцем по списку имен. Ни одно из них ничего для него не значило. Три были помечены звездочкой — значит, в прошлом они работали в «Глобал». Сейчас у него работало тридцать семь тысяч человек, и тридцать шесть тысяч из них он никогда не видел. Но трое из тех, кто работал на него на каком-то этапе своей карьеры, сейчас трудились в штате «Кливленд Сентинел». Он никогда не слышал об этой газете.

— Кто владелец «Сентинела»? — спросил он в надежде, что, возможно, сумеет надавить на хозяина.

— Ричард Армстронг, — мрачно ответила Хитер.

— Только этого мне не хватало!

— Вообще-то, у вас нет ни одной газеты в радиусе ста миль от Кливленда, — продолжала Хитер. — Только радиостанция к югу от города, которая круглые сутки передает «кантри».

Сейчас Таунсенд с радостью обменял бы «Нью-Йорк Стар» на «Кливленд Сентинел». Он снова взглянул на три помеченных звездочкой имени, но они по-прежнему оставались для него пустым звуком.

Он повернулся к Хитер.

— Кто-нибудь из них все еще любит меня? — спросил он, выдавив улыбку.