Антона я, конечно, застала врасплох — даже в лице изменился. Я, разумеется, рассчитывала, что они пожмут друг другу руки... Мертвая тишина. Потом Ловцов с огромным трудом кивнул. Антон — тоже. Думаю, чисто рефлекторно. Чтобы заполнить тягостную паузу, говорю: «Пожалуйста, Антон Васильевич. Я остановилась на моменте образования в зародыше биоплазменных каналов». А Антон... У него, оказывается, от волнения пропал голос. Махнул рукой: продолжай сама. Пришлось продолжать. Однако минут через пять я повторила попытку: «Но тут я менее компетентна, я все же физик... Антон Васильевич, объясните». И Антон, как-то странно подергивая головой, словно у него судорогой свело шею, начал объяснять...
Вот так и пришел в нашу лабораторию Максим Гаврилович Ловцов. И пришел уже как руководитель одной из групп лаборатории. Оставил свое деканство в сельхозинституте (но кафедру за собой все же сохранил), договорился с дирекцией своего института о выделении опытных делянок, даже помещение выколотил для своей... нашей то есть, группы фотоэнергетики. Дальнейшее вы знаете сами.
Боже, два часа ночи! Вот это разоткровенничалась. Целую тетрадь исписала! Выговорилась, отвела душу... Вы не сердитесь? А у меня еще столько к вам вопросов...
Во-первых, вы уже столько раз писали о «грозе редакции», вашем ответсекретаре Гоше Димове... Это его вы окрестили «брюнетом болгарского производства»? А почему? Знаете, у меня к нему появился такой интерес... Просто нездоровый.
Во-вторых, о Гринееве. Никакой загадки по поводу его «открытия» концепции биоплазмы в зверинце нет и не было. Он об этой своей философии «природы в клетке законов науки» рассказывает каждому. И нам в том числе. Ну а что касается остального... Пусть он сам расскажет. Так будет лучше.
И в-третьих... Знаете, когда я прочла ваше последнее письмо, мне вдруг стало жалко вас... Ну чего мы втравили вас в свои дела? Да, конечно, нам очень лестно (да и нужно — что там кривить душой) опубликовать наши идеи в вашем журнале. Но если бы я только знала, сколько хлопот и неприятностей доставит вам наше нескромное желание!.. (Вот ведь — нам — ваш — вам). Может, отступим? Мы уже и так друг другу рассказали столько постороннего, не имеющего отношения к теме вашего очерка о биоплазме, что, по-моему, нам хватит тем для переписки и без биоплазмы. А вы как думаете?
Успехов вам, счастья.
Р, S. А это тоже стихи Пушкина? «Я думал, тайна в нас самих...»
XVI
«г. Москва, редакция журнала «Мысль и труд»,
спец. корреспонденту тов, Г. Лаврову. ,
Глубокоуважаемый товарищ Лавров!
Прежде всего хочу сообщить, что меня порадовало ваше настойчивое желание выяснить историю возникновения научной концепции биоплазмы до конца. И я, по мере сил и возможностей, смею заверить, помогу вам в этом благородном гуманистическом деле.
Отвечу по вопросам — по порядку.
1. Как проходил Семинар на Алкалыкской базе университета.
Не скрою, мне было довольно лестно, что я приглашен на Семинар, где будет обсуждаться моя концепция биоплазмы и где должны собраться очень крупные ученые. О том, что я там могу выступить со своим докладом, А. Колющенко меня в известность не поставил, поэтому я прилетел в Алатау без подготовки к такому докладу. Но теперь я понимаю, что Колющенко это сделал специально — не предупредил, чтобы я захватил с собой из дому мои научные работы и тезисы о строении Материи.
Он меня сам встретил в аэропорту, за что я ему, конечно, благодарен, устроил в их личную «гостиницу», как они называют этот дом, где хозяйничает некая Дарья, — это тоже было с его стороны благородно, потому что я — человек пожилой и, пролетев на самолете почти шесть часов, чувствовал себя неважно. А до Алкалыкской базы нужно было, ехать автобусом еще два часа. Но это все, как говорится в народе, — присказка. А сказка началась потом, когда я, немного отдохнув и подкрепившись, встретился с Колющенко в саду этой самой хозяйки «гостиницы» — откровенной спекулянтки и стяжательницы. Но — бог с ней, пусть с ней разбирается милиция.
Колющенко рассказал, где будет проходить Семинар, кто должен присутствовать на нем — даже из Москвы ожидались ученые. Это было очень приятно. Но тут я увидел у него в руках уже отпечатанную программу Семинара и попросил посмотреть. Колющенко дал с неохотой, и через минуту я понял почему. Дело в том, что третьей фамилией (после академика Добродеева, который был научным руководителем Семинара — ему положено было открывать, и самого Колющенко) по списку выступавших шел я. «Но позвольте, — сказал я, — почему же вы меня не предупредили раньше? Почему вы эту программу не выслали мне домой?» И знаете, что на это ответил Колющенко? Не моргнув глазом он объяснил, что программу из типографии получил только вчера (что, как я потом установил неофициально, была чистая ложь: другие участники программу получили заблаговременно) и что он сам, понимая, что виноват в том, что я приехал без готового доклада, поможет его подготовить.