Четвертый

На что, на что, а на появление бывшего старосты я не рассчитывал. Видно, действительно плохо оценивал Садуха. Он держал Облачный край под постоянным контролем и такое событие, как визит отряда скелле, конечно, не мог пропустить. С другой стороны, у Облачного барона, как я его про себя прозвал, могли быть, да наверняка и были, другие важные и неотложные дела. Мог бы отправить доверенного человека, но нет, явился лично. Я немного, честно говоря, растерялся. Это там, на западе, я эль, пугающе неизвестным образом угрожающий устоявшимся порядкам. Там меня боятся, остерегаются, ненавидят, любят и почитают. Там меня принимает лично Его Величество, со мной договаривается Орден, разговаривает Храм. А здесь? Я — бывший контрабандист, официально изгнанный из семьи. Здесь мои инопланетные заморочки никого особенно не волнуют. С Садухом, конечно, меня много чего связывает, но и друзьями мы никогда не были — он бывший староста нескольких хуторов, превратившийся в почти самовластного хозяина этих земель на краю мира, я — бывший мун, принятый в его семью по сугубо практическим соображениям, позже по таким же соображениям из нее изгнанный. Наши отношения всегда основывались на взаимной выгоде, меркантильном интересе, но вот надо же я был рад ему, как старому другу. И что самое интересное, он был единственным человеком на планете, кроме моей скелле, которому я доверял. Вероятно, потому, что прекрасно понимал его. Но вот то, что он явится лично, не предвидел.

Основные завалы на утесе к появлению Садуха я уже разобрал. Обгоревшая древесина, благоухая сандалом и можжевельником, высилась парой массивных стопок. То, что невозможно было использовать, безжалостно отправилось под обрыв, вместе с огромным количеством горелого мусора, прижизненное назначение которого зачастую установить уже было никак нельзя. Пользуясь уцелевшим кристаллом соды, я расхаживал по тому, что было когда-то полом мастерской, изображая памятных мне земных дворников, вооруженных агрегатами для сдувания павшей листвы. С той только разницей, что магия легко сдувала и вполне себе массивные бревна. На освободившуюся площадку, разлинованную уцелевшими лагами, я набросал кровельных досок, почему-то переживших атаку лучше полов, и водрузил палатку, когда-то принесенную мной и Аной с Земли.

Садух повертелся, хмыкая и ворча, среди горелых остатков былой роскоши, проигнорировал палатку, хотя с любопытством ощупал ее ткань, и уселся на ступеньках уцелевшей лестницы, прятавшихся в тени небольшого кусочка крыши, пережившего нападение.

— Добрый ты человек, Илия. — глубокомысленно заявил он, возясь с пастилой. — Я бы за такое убил не задумываясь.

— Да ладно, Садух! А то я тебя не знаю! Ты два дня будешь ходить и думать.

— Потом все равно убью! — староста был непреклонен.

— Кого? Скелле?

Садух надулся, запыхтел, как чайник:

— Ну, допустим, скелле — это другое. Но кто-то все равно должен ответить, — не сдавался барон.

— Вот чего ты дуешься, Садух? Они ведь меня не хотели трогать. А ты сразу — смертная казнь!

— Как это, не хотели? Ты же сам сказал, что они первые напали?! Вон, самолет как обкорнали!

Я вздохнул. Тяжело признаваться, что в произошедшем есть твоя вина:

— Если бы я не стал их преследовать — ничего бы и не было. Ушли бы они вниз. Там узнали бы, что у нас перемирие. Самолет был бы цел.

— А дом?!

— Честно, Садух? Я ведь летел, чтобы деньги забрать. Какой это дом, если в нем никто не живет?

— Зря ты так, Илия. Дом там, куда ты кусочек своей души вложил. А я видел, что для тебя эта скала значила.

— Ладно. Проехали.

Староста, расправившись с первой порцией напитка, протянул мне ароматную кружку, взглянул остро:

— Деньги-то уцелели?

Я усмехнулся, кивнул:

— Все нормально. Что надо — все в целости.

Не хотелось рассказывать о далекой Земле, о том, что бывает так, что дом не самое главное и не самое важное в жизни. И уж точно я не хотел делиться тем, что всецело захватило меня. Тем более что мои планы шли наперекор воле монарха, Ордена, да и собственной семьи. Вот и получилось, что мой рассказ, честно говоря, вышел не вполне искренним.

Вечерело, общение перешло от прошлого к будущему — моему будущему.

— Значит, ты собираешься в Саутрим?

— Собираюсь. И надеюсь, ты мне поможешь.

Садух вздохнул:

— Чего тебе помогать? Еды сам купишь. Или чего для самолета надо?

— Да я не об этом. Понимаешь, у нас с Орденом вроде перемирия, — Садух, уже изрядно набравшийся орешка, выразительно хмыкнул, — но все равно, чем меньше они про меня будут знать, тем лучше. С другой стороны, у меня теперь вроде семья, ребенок, супруга нервная — чуть что сожжет все на хрен, а оно надо? Короче, я хочу, чтобы все знали, что я жив и здоров, но, чтобы никто, кроме Уров, не знал, где я. Да и им, а точнее супруге, по большому счету многого знать не надо. Главное, что здоров, путешествую, скоро буду.

— Туфта. Супруга твоя, насколько я знаю, не дура.

— Садух! Мне не надо, чтобы они верили — надо, чтобы понимали, что это моя туфта, что это я так неуклюже вру — сам живой и довольный жизнью. Главное, чтобы знали — я вернусь.