Четвертый Дюранго

Швейцар вытащил свою каскетку с блестящим черным козырьком, и, внимательно рассмотрев пятидесятидолларовую купюру, которую продолжал держать в руке, засунул ее под ленту с изнанки. Но вместо того, чтобы водрузить шляпу обратно на голову, он продолжал покачивать ею на уровне талии, словно ожидая подаяния. Поскольку ничего в нее не упало, он сказал:

— Слышь, вроде я припоминаю кого-то, у кого был ключ от хозяйства судьи.

Вздохнув, Винс полез в карман, вытащил еще пятьдесят долларов и кинул их в головной убор.

— И я все вспоминаю, был ли у него действительно большой пакет или маленький.

Винс достал еще одну бумажку такого же достоинства.

— И был ли то мужчина или женщина.

Когда рука Винса на этот раз вынырнула из кармана, в ней было зажато три пятидесятидолларовых банкноты.

— Ты до потолка макушкой достанешь, — сказал он, кидая и их в шляпу.

Швейцар немедленно водрузил на голову каскетку, в которой покоилось его сокровище в 300 долларов в пятидесятидолларовых банкнотах.

— Коротышка, — сказал он. — И тащил с собой вроде мешок из бакалейной лавочки. У него был ключ от квартиры судьи, и он сказал, что в пакете юридические документы, которые судья попросил доставить к нему домой. Такой забавный тип. Невысокий, как я уже говорил. Пяти футов и двух дюймов, круглый как окорок. Рожа у него неприятная, а дырки в носу, одна из которых вдвое больше другой, так и смотрели на тебя. Такой нос забыть просто невозможно, потому что он словно прицеливается в тебя. В общем, у него был ключ, и он сунул мне двадцатку, так что я и сказал ему, чтобы он поднимался.

— Какого-нибудь удостоверения ты у него не спрашивал?

— Черт побери, Келли, ты же не будешь спрашивать удостоверение личности у священника.

Глава двадцать вторая

Сид Форк, наконец, нашел то, что искал, в большой спальне своего обиталища на Дон Доминго-драйв. В спальне содержалась Коллекция Американских Изделий Форка. Часть ее — например, шестьдесят две бутылки «Кока-Колы» выпуска до 1941-го года — сохранялась в стеклянном шкафу. Менее хрупкие предметы, такие, как 131 образец колючей проволоки, были аккуратно размещены на фиберглассовых панелях, которые занимали треть одной из стенок.

Среди других предметов в коллекции было прекрасно представленное собрание девяносто четырех разновидностей жетонов «Я люблю Айка», что выпускались во время выборных кампаний в 1952-м и 1956-м годах Эти бляшки политического характера, тщательно подобранные по размерам, сопровождались драматической коллекцией последних вышедших в свет номеров скончавшихся журналов «Кольер», «Лук», «Либерти», «Флейр», а также старыми «Сатурдей Ивнинг Пост», «Вэнити фейр», «Макклюр» и полудюжины других ушедших в небытие журналов.

Немалая часть коллекции, которую Форк собирал много лет, еще ждала каталогизации и хранилась в щелястых деревянных ящиках и металлических коробках, что до потолка громоздились в одной из спален. Но с особой гордостью Форк относился к своему собранию стеклянных изоляторов, которыми когда-то оснащались линии электропередач в городах и сельской местности от Флориды до Аляски. Зеленые, коричневые и серые катушки изоляторов размещались на двух длинных высоких полках и подсвечивались лампочками. За их рядом, на верхней полке, Форк и нашел фотоальбом.

Он перенес его на круглый дубовый стол восьмидесяти одного года от роду, включил старую, на длинном штыре, лампу, отметившую свой пятьдесят второй год рождения, сдул с кожаной черной обложки альбома, украшенном вышивкой, происхождение которой осталось ему неизвестным, густую пыль и стал листать его, пока не нашел большую цветную фотографию — любительский снимок — двух юношей и двух девушек, одна из которых едва ли вышла из возраста ребенка.

Форк рассматривал фотографию несколько секунд, прежде чем изъял ее из альбома и обработал ножницами и бритвой. Он пустил их в ход, чтобы отрезать голову с плечами одного из молодых людей на снимке. Коротко глянув на труды рук своих, он обнаружил на столе бутылочку с резиновым клеем и аккуратно разместил отрезанную голову с плечами на чистой карточке три на пять дюймов. Из правого кармана старого твидового пиджака Форк извлек девять других таких же карточек и присовокупил к ним новую; перетасовав все десять, он разложил их перед собой на столе.

На каждой из них красовалась цветная фотография мужского лица, и всем было от 20-ти до 40 лет. Никто из них не отличался красотой или пристойным выражением лица, а некоторые были просто уродливы. Все смотрели прямо в камеру. Никто не улыбался.

Собрав воедино все десять карточек, Форк засунул их обратно в карман пиджака и оставил комнату, приостановившись лишь, чтобы восхититься объявлением из журнала в четыре краски в рамочке на стене: ему было самое малое пятьдесят пять и оно изображало симпатичную молодую женщину в большом блестящем гоночном родстере где-то к западу от Ларами. Эта рекламная иллюстрация была для Форка самым любимым образцом народного творчества.