Четвертый Дюранго

Отпив бренди, Хаскинс обратилась ко всем присутствующим в комнате:

— В чем мог быть смысл убийства Норма?

— В полной мере дать нам понять — до нас должен дойти смысл письма, — сказал Винс.

— Что бы это могло значить — на понятном английском?

— Очень просто, — сказал Форк, занимая единственное другое кресло в комнате, которое, скорее, смахивало на стул, чем на кресло. — Они делали эти снимки, чтобы дать нам знать: им все известно относительно того, что мы с тобой собираемся предоставить убежище судье и Винсу. Затем они убивают бедного старого Норма, давая нам понять, что народ они крутой и шутить с ними не следует. — Он взглянул на Винса: — Так?

— Примерно так.

В наступившем молчании Джек Эдер откинулся на спинку дивана и стал внимательно изучать потолок. Наконец, он сказал:

— Я все пытаюсь понять, как им удалось так быстро нащупать связь между вами и нами.

Наступило очередное краткое молчание, прежде чем Б.Д. Хаскинс предположила:

— Кто-то проболтался.

— Я ни с кем не говорил, — возразил Эдер. — А Келли пообщался только с Воякой Слоаном.

— Значит, он был с ним излишне откровенен, — стояла на своем мэр.

— Кто мог вам это передать, — спросил ее Винс, — кроме вашей сестры?

— Никто.

Винс и Эдер уставились на Сида Форка, который заверил их, что ни с кем не говорил.

Эдер перевел взгляд на мэра.

— А кому рассказывала ваша сестра?

— Своему мужу, — опередил ответ мэра Форк.

— Надеюсь, что так и было, — сказала Б.Д. Хаскинс, не обращая внимания на три пары глаз, уставившихся на нее. Снова заговорив, она обращалась непосредственно к Джеку Эдеру. Слегка наклонившись вперед, она не сводила с него взгляда холодных серых глаз, которые, как Эдер позже заверял Винса, «уставились в глубину моей души так, словно там сплошная грязь, темнота и мокрицы ползают».

— Вы должны понять, — продолжала она, — если мне придется говорить с этой публикой — мне потребуется посредник. Некто посторонний.

— Логично, — согласился Эдер.

— И при том достаточно богатый, что куда лучше, нежели бедняк, ибо богатый не столь легко поддастся искушению изменить нам, если представится такая возможность — а в этой ситуации я в ней, черт побери, уверена. И видит Бог, Парвис более чем обеспечен.

— Парвис ваш зять? — спросил Эдер.

— Да.

— Вроде бы вы говорили, что его зовут Мансур.

— Парвис Мансур.

— Когда мы с Келли сможем с ним встретиться?

— Как насчет завтра?

— Не выбрать ли нам субботу или воскресенье?

— Субботу. Сегодня.

— Сегодня более, чем устроит, — согласился Джек Эдер.

Глава шестнадцатая

Хотя на полированной гранитной плите над входом было высечено «Гражданский Центр Дюранго», никто не называл строение иначе чем Сити-Холл. Возведенное на месте старого Сити-Холла, который был выстроен в 1887 году и рухнул в 1935-м году во время землетрясения, новое здание городского совета явилось свету в июне 1938 года, но его золотой юбилей прошел никем не замеченным.

Оно представляло собой массивное трехэтажное сооружение из серого гранита, которое Б.Д. Хаскинс называла сундук с окошком. Его границы включали в себя стоянку для парковки и пожарное депо № 1 (хотя пожарного депо № 2 не существовало), и Гражданский Центр занимал примерно половину квартала первостатейной недвижимой собственности на Проезде Нобеля.

Проезд, как все его называли, был единственной улицей в Дюранго, которая хоть как-то напоминала бульвар, и единственной, которая со всеми своим поворотами и изгибами шла через город от его восточных границ до Южнотихоокеанской трассы на западе. Все остальные улицы — не считая расположенных у подножья холма — как по линеечке проходили с запада на восток и с севера на юг.

Проезд Нобеля получил свое название по имени шулера из Луизианы Нобеля Кларка, который на пару со своей мексиканской женой Люпой, бывшей проституткой, основал это поселение 148 лет назад и назвал его Дюранго в честь одноименного в Мексике, откуда Люпа удрала в 1853 во время массового нашествия скорпионов.

Воспользовавшись посильным содействием индейцев-чумашей, постоянно пребывавших в заторможенном состоянии, пара возвела первое строение Дюранго, из четырех стен и крыши. Наполовину из бревен, наполовину из необожженного кирпича, здание представляло собой комбинацию торговой фактории, таверны и публичного дома. При невыясненных обстоятельствах через двадцать три месяца оно сгорело дотла, зажарив в своих пылающих развалинах Нобеля и Люпу Кларков и двух неопознанных лиц мужского пола.

Но старая тропа, которая, извиваясь, шла через горы, спускалась к подножью холмов и бежала дальше к побережью океана, продолжала называться Проездом, ибо никто не видел смысла переименовывать ее.