Четвертый кодекс

Евгений мельком обратил внимание, что в чуме все застыли — не только люди, даже огонь и дым. Но юноша просто отметил это, как еще один факт.

Отсмеявшись, дон Хуан разом, не помогая себе руками, легко опустился на пол. На Евгения глядел с веселым любопытством.

— Ты ничего не понимаешь, — заметил он. — Но ничего не боишься.

Его слова искрились и переливались перед Женькиным носом.

— Откуда ты знаешь? — спросил тот.

— Я тебя курю, — преспокойно ответил дон Хуан. — Сижу очень-очень далеко отсюда в зарослях чапараля, в месте силы, и курю. И вижу.

— Где далеко? — спросил юноша.

— Неважно, — старик махнул рукой. — Ну, в Соноре... В Мексике.

Кромлех кивнул — он что-то подобное и предполагал.

Неожиданно индеец поглядел на него прямо и жестко.

— Ты же совсем ничего не понимаешь, — повторил он. — Но принимаешь все, как должное.

Евгений хотел пожать плечами, но тело ему по-прежнему подчинялось плохо.

— Я галлюцинирую. Мухоморы...

Дон Хуан покачал головой.

— Нет, гриб силы только подтолкнул тебя на путь. Как дымок, который я сейчас вдыхаю. А мир остановил ты сам.

— Что значит «остановил мир»? — поинтересовался Евгений.

Индеец хмыкнул.

— Ну, не совсем по-настоящему остановил. Во сне. Понял? Во сне это гораздо легче. А ты хорошо умеешь видеть сны...

— То есть, мы во сне?

Дон Хуан кивнул.

— В моем или в вашем? — продолжал занудствовать Кромлех.

Старик опять разулыбался.

— А какая разница? Да я и сам не знаю. Важно, что мы сидим тут и разговариваем, хотя между нами тысячи километров.

Вокруг его слов, написанных в воздухе, почему-то закружилась пара бабочек-капустниц, отчаянно трепеща бледными крылышками.

— Зачем говорим? — спросил Евгений.

Лицо дона Хуана из веселого и несколько простодушного мгновенно сделалось холодно-сосредоточенным. Его взгляд буквально толкнул Женьку.

— Мне любопытно, — медленно и как-то отрешенно произнес он. — Я тебя уже давно чувствовал, много лет, но не мог выследить.

— Как это?

— Я охотник. Я выслеживаю. Ты — моя добыча.

Евгений тут точно должен был испугаться — но не испугался. А индеец продолжал.

— Я думал, ты дух. Или другое существо.

— Какое?

— Их много. Неважно. Но ты человек, который может стать видящим. Если учить видеть.

— Что значит видящий?

— Прошедший путь воина. Как я. Или как тот, который тут был.

— Шаман?

— Я же сказал — я охотник. И я воин. И я видящий. А ты уже встал на путь воина — сам, без помощи благодетеля. Что большая редкость, вообще-то. Но в твоем случае главное не это.

— А что?

Не вставая, старик коснулся груди юноши. Тому показалось, что при этом рука индейца фантастическим образом вытянулась.

— Сейчас — вот этот знак.

Палец дона Хуана касался крестика на Женькиной груди. Кромлех считал себя атеистом и с детства не был в церкви. Но крестик надела ему мать, и он отказывался его снимать, даже после нескольких проработок по комсомольской линии. Он был настолько упрям, что активисты перестали на него давить и оставили в покое. Впрочем, скорее всего, сказалось тайное покровительство Большого дома, о котором Евгений еще не догадывался.

— Мой путь знания был искажен людьми с этим знаком, — заговорил дон Хуан.

Его голос, до сих пор то звеневший, как ручеек, то четко клацающий, словно счеты, заскрежетал, стал неприятен и тягуч. Так хрустят вырываемые из десны гнилые корни зубов.

Облачко, на котором были записаны его слова, окрасилось тяжелым багрянцем.

— Эти люди прервали мою традицию знания, — голос индейца был равнодушен, но Евгений нутром понимал, что тот очень зол. — Они истребили тогдашних видящих, которые считали себя настолько сильными, что не боялись никого.

Его слова горели в воздухе мрачным пламенем.

— Если они были такими могучими, как же тогда их истребили? — вопрос напрашивался сам собой.

— На людей креста почти не действовала магия. Они жили в другой реальности — ответил индеец.

— Ты говоришь о конкистадорах? — уточнил Евгений.

Дон Хуан помотал головой.

— Забудь ты, чему тебя учили. Записанное в ваших книгах о том времени — совсем не то, что было на самом деле.

— А ты, выходит, знаешь лучше? — Евгений сделал еще одно открытые: в этой ситуации он был способен на иронию.

Но индейца она не проняла.

— Конечно, — пожал он плечами. — Я сам тольтек, и встречался с древними видящими.

Кромлех не нашелся, что ответить. Ну, разве что выразить удивление, что индеец имеет претензию принадлежать к цивилизации именно тольтеков. А не миштеков, сапотеков, ацтеков. К тем же майя, в конце концов... Да какая, собственно, разница, пусть будет, кем хочет, все равно он мухоморная галлюцинация!

Но дон Хуан, казалось, увидел его мысли.

— Ты не понимаешь. Сказать, что я «тольтек», все равно что сказать, что ты... кто ты там?

Он пристально поглядел на Евгения.

— Ну да, «студент-историк». Это то, кем ты являешься в мире. А тольтеки — линия видящих, к которой я принадлежу. И будешь принадлежать ты. Впрочем, по крови я все же потомок тех тольтеков, про которых ты подумал.

— Как это «буду принадлежать»? — заинтересовался Евгений.

— Когда станешь моим учеником и назовешь меня благодетелем, — мягко улыбаясь, произнес дон Хуан.