Четвертый кодекс

— Дня гнева, конечно, — эгроси вновь замолчал, предоставив Евгению пораженно глядеть на него.

— Но почему?

Вопрос был беспомощен.

— Я не знаю, — эгроси словно бы опал, стал меньше, хотя продолжал пребывать в вертикальном положении. — Может быть, суть этой веры — сладость терпения в ожидании смерти?.. Церемония замедления неизбежного. Но неважно. День гнева пришел, обетование исполнилось.

— Обетование?

— Да, были пророчества. Много. На Земле многие, как знаю, ждут Спасителя?

— Да, — напряженно ответил Кромлех, пытаясь сопоставить новую информацию.

— Так, вот: здесь он уже был. Пришел из небесной пустоты в День гнева, — заключил Хеэнароо. — Эгроси больше нечего ждать. Лишь умирать.

«Похоже на какой-то культ самоубийства», — промелькнуло у Кромлеха.

На Земле нечто подобное было в Японии. А еще... у майя, равнявших суицид с жертвоприношением или даже подвигом.

Перед Евгением вдруг явственно предстало то, что, он, казалось, начисто забыл — миг его перехода, смерти перед возрождением.

И ужасающее ощущение сжимающейся на шее петли.

«Иш-Таб приветствует тебя, воин!»

Неужели?..

— Здесь ее зовут Мать тишины, Тайишаиш, — проговорил Хеэнароо. — Прохожая-эгроси. Ушла к вам, вернулась, потом... развоплотилась.

Кромлеху встречался этот термин, но он до сих пор не понял до конца его значение. Он означал конец существования — но не смерть. Кажется, это имело отношение к представлению о судьбе души, чего у эгроси, вообще-то, в развитом виде не было.

— Она не здесь, но и здесь. Она повсюду и может явиться. Но ее нет нигде, — не слишком понятно объяснил Хеэнароо. — Ее славят гриизьи. Они думают, что это лик Яснодевы. Некоторые и здесь так думают.

Гриизьи — жители Гриизийя, большого восточного острова на поверхности, некогда соперничавшего с империей. Цивилизация хитрых купцов и жестоких пиратов с оригинальными эстетическими критериями, детально разработанным воинским кодексом и церемонией ритуального самоубийства. После Дня гнева Гриизийя, незадолго до того побежденный и присоединенный к империи, стал лишь высоким нагорьем на каменистой равнине, где до сих пор высятся руины четырехгранных пирамид — символ островного государства, в отличие от пятигранников Солнечной империи. Миллионы лет позже земляне назовут эту местность Элизий. Эгроси — потомки жителей Гриизийя и в Гротах сохранили вражду к имперцам, что до сей поры выливалось в кровавые столкновения.

«Как все это похоже на Землю!.. — горько воскликнул в душе Евгений. — И что, кроме жажды смерти, нам дали эгроси?!»

Хеэнароо иронически поиграл высунутым языком.

— Ничего они вам не давали, — возразил он. — Просто выживали — как могли и привыкли. Они не сами туда желали, их принесло. Можно вывести эгроси с Эгроссимойона...

— ...Но Эгроссимойон из эгроси — невозможно, — грустно завершил Евгений.

— Не надо грустить, эиромондже, — язык Хеэнароо снова быстро промелькнул в его пасти. — Это же сообщающиеся сосуды... Они — вам, вы — им, а в результате всего поровну. Может, смерть как раз пришла с Яснодевы?.. Или вы сами не зачарованы ею?.. И люди, и эгроси — они таинственны и страшны. Как весь этот непостижимый мир.

Кромлех где-то уже слышал подобное. В любом случае, ему нечего было на это ответить — собеседник был прав. Влечение к смерти родилось не на Марсе, и не на Земле, если уж на то пошло. А где?..

— Эгроси в древности думали, что Езоевель совершенно отдельна, недоступна и потому прекрасна. Но потом открылось Нэон-гоо, и они поняли, что там — то же. Просто другое. Что Езоэвель и Эгроссимойон — едины, хоть и по разные стороны мира.

Каждый астрономический бог у майя имел своего двойника в ином мире. Он появлялся в то время, когда его звезда или планета «умирала», достигнув горизонта, и существовал до появления ее с противоположной стороны...

«Тональ и нагваль, — вдруг вспомнил Кромлех. — И дубли...»

— Именно так, дон Эухенио. Мы все чьи-то дубли.

Жаберные щели Хеэнароо с шумом выталкивали воду — хохот. Кромлех смотрел на него с недоумением и ужасом, но эгроси вдруг исчез. Просто как-то рассосался в воде, которая несколько мгновений была более плотной и темной в том месте, где он только что был, а потом приняла обычный вид.

— Благой-дио, Благой-дио!

Кромлех почувствовал чужое прикосновение и открыл глаза. Служитель гротов познания тактично, но настойчиво постукивал кончиком хвоста по его плечу.

— Мне больно прерывать твои размышления, но гроты наши плывут на ночной покой, — сообщил он.

Благой недоуменно огляделся.

— Вы знаете... Хеэнароо? — послал он служителю мыслеобраз.

— Мое зрение не помнит такого, — ответил тот.

«Я спал?.. Да, спал. Но это был не просто сон», — подумал Благой и, вежливо разведя руками перед служителем, отправился в свою обитель. Ему хотелось поесть моллюсков с пастой из мха, поиграть со своей агри Ассьей, любуясь ее грациозными кошачьими движениями в чистой воде уютной пещерки. И он очень хотел подумать над многими важными вещами.

24