Четвертый крестовый поход

«Господа, мы оказались в отчаянном положении. Если эти люди покинут нас, как уже сделали многие по разным поводам, армия обречена, и мы не сможем завоевать ничего. Почему же не пойти к ним и не просить ради Бога подумать о нас и о них самих и, не принося себе бесчестья, не лишать нас возможности завоевания заморских стран?»[309]

Маршал предпочел представить происходящее делом рыцарской чести и увязать решение с необходимостью помощи Святой Земле — явное проявление нужды хранить слово, не теряя лица. Руководство крестового похода действовало без промедления и направилось на встречу с представителями мятежной группировки, собравшейся в соседней долине.

Далее последовал один из самых драматических эпизодов за всю историю крестового похода. Бонифаций, царевич Алексей и симпатизировавшие ему епископы и аббаты уселись на лошадей и галопом помчались прочь. Увидев крестоносцев, собравшихся для обсуждения, они остановились и слезли с коней, приблизившись уже пешком — возможно, чтобы убедить оппонентов в отсутствии угрозы или же в знак смирения. Видя стремительное приближение руководителей похода, Одо, Жак и Пьер, опасаясь нападения, вскочили в седла. Однако когда остальные спешились, они последовали их примеру. Обе партии сблизились, и в отчаянном усилии изменить настроение товарищей по оружию Бонифаций, Балдуин, Людовик и Гуго бросились к их ногам. Они взывали о помощи и рыдали, обещая, что не стронутся с места до тех пор, пока не услышат обещания остаться и сражаться бок о бок. [310]

Современная дипломатия редко прибегает к столь ярким эмоциональным действиям. Однако, как и в Базельском соборе, подобное сентиментальное поведение было вполне традиционным для средневековья. Эпизод на Корфу был сочетанием искренних чувств, крайнего отчаяния и эмоционального шантажа. Когда друг напротив друга стоят друзья, родственники и сюзерены, прямое обращение такого характера почти наверняка гарантирует успех. Потенциальные дезертиры в ответ сами разразились слезами, и все просто захлебнулись от переполнявших чувств. Впрочем, оппозиционеры не настолько утратили рассудок, чтобы тут же согласиться помочь царевичу. Когда все более или менее пришли в чувства, они попросили оставить их, чтобы наедине обсудить случившееся.

Отойдя от всех, они обсудили условия продолжения их участия в экспедиции в Константинополь и согласились остаться с армией до Рождества 1203 года, заявив, что после этого срока руководство должно будет в любой момент через две недели после прошения предоставить им корабли для путешествия в Сирию. Соглашение было подтверждено клятвой. По армии прошло чувство облегчения. На ближайшее будущее направление движения было определено.

Но даже после этого пребывание на Корфу не было безоблачным. Остров входил в состав Византийской империи. Но если жители Дураццо покорно признали владычество Алексея, то на острове царевича приняли куда более враждебно. Город Корфу отказался открыть ворота, а его жители выразили отрицательное отношение к Алексею, вынудив флот крестоносцев держаться подальше от бухты с помощью катапульт и баллист. Маловероятно, что происходила настоящая осада цитадели — в основном из-за того, что крестоносцы понимали прочность крепости, которую едва ли удалось бы взять быстро. Подлинная же цель похода была еще далека. Однако антипатия по отношению к молодому претенденту показала, что он не может рассчитывать на дружественный прием по всей империи — верность существующему режиму оказалась не настолько эфемерной, как ему хотелось бы.