Основная проблема захвата Константинополя в 1204 г. — это проблема разорения и ограбления христианских храмов и допущенных в них кощунствах. Как христиане, рыцари не имели права прикасаться к церковному имуществу. Оно принадлежало Церкви — и должно было быть, в рамках тогдашней правовой ситуации, передано церковным иерархам в неприкосновенности — либо латинским, либо греческим, принимающим власть Рима. В этом смысле условия мартовского договора 1204 г. были совершенно незаконны с точки зрения Церкви, как и последовавшие за ними акты грабительского разорения Церквей. Не случайно, латинские участники IV Крестового похода не скрывают захвата и разграбления города как такового — они знают, что этот акт находится в общепринятых рамках и не вызовет ни у кого осуждения. Но ни Виллардуэн, ни Робер де Клари не упоминают о присвоении церковного имущества — это покрыло бы их военный поход позором в глазах читателей.
Здесь необходимо сделать несколько замечаний. Во-первых, не ведя разговор об ограблении храмов, невозможно обвинить в эксцессах ограбления города, выходящих за пределы нравственных норм, все крестоносное войско. Эти эксцессы, конечно, не были организованными, они совершались воинством, превратившимся в неупорядоченную толпу — и вина за них лежит не на всем войске, а на отдельных лицах и их группах. Даже Никита Хониат отмечает, что военачальники крестоносцев, недовольные тем, что воины в некоторых случаях побоями пытались заставить горожан выдать спрятанное имущество, дали распоряжение, позволяющее всем горожанам свободно покинуть Константинополь.[245]
Во-вторых, хотя в ограблении храмов вполне виноваты светские руководители похода (мы видели, что это ограбление — следствие условий мартовского договора, подписанного ими), в нем невозможно винить Католическую Церковь. Напротив, это ограбление напрямую противоречило интересам и правам Католической Церкви, представители которой — а вовсе не светские завоеватели — имели права на церковное имущество захваченного города с точки зрения церковного права.[246]К трагедии Константинополя, таким образом, с западной стороны (как мы видели, немалую почву для нее создали представители стороны византийской) вели три ключевых события. Во-первых — это решение оказать помощь царевичу Алексею силами крестоносного войска, вместо того, чтобы направить их на помощь христианам Святой Земли, как предполагалось. Решение это, как мы показали, шло полностью вразрез с распоряжениями Папы. Во-вторых — это решение епископов, сопровождавших войско по собственной инициативе (никто из них не был направлен в поход Римом), обмануть основную массу крестоносцев в угоду руководителям похода. Это решение также шло вразрез с волей Папы и прямо ее нарушало. Наконец, это решение о присвоении и дележе между светскими завоевателями имущества Константинополя, включая и церковное — именно последний пункт был наиболее отвратителен и оставил наибольший след в исторической памяти восточных христиан. Это решение, как и его варварское воплощение, также никак не может быть признано виной Католической Церкви — уже в силу того, что оно противоречило ее законам и ее собственным интересам. Если же не принимать в рассмотрение то, что события IV Крестового похода in corpore нарушали распоряжения Папы почти с первых моментов — они, в общем, укладываются в рамки справедливых и оправданных военных действий, не противоречащих общепринятым правовым нормам эпохи (более-менее общим в этом отношении для Европы и Византии). Для принявших же крестоносный обет рыцарей эти события, безусловно, были позорными — однако позор этот был их личным позором, а эти грехи — их личными грехами, в которых едва ли можно винить Католическую Церковь в целом.
Последующие события и реакция Папы Иннокентия III
«Победителям, между тем, предстояла трудная задача организовать завоеванные земли. Решено было установить, как было и раньше, империю. Возникал вопрос о том, кто будет императором. Наиболее вероятной казалась кандидатура Бонифация Монферратского, стоявшего, как известно, во главе Крестового похода. Но, по-видимому, против его кандидатуры высказался Дандоло, считавший Бонифация слишком могущественным и, по его итальянским владениям, слишком близким к Венеции лицом. Сам Дандоло, как дож Венеции, т. е. республики, не претендовал на императорскую корону. Тогда собравшийся совет остановил свой выбор, не без влияния со стороны Дандоло, на более далеком от Венеции и менее могущественном Балдуине Фландрском, который был избран императором и торжественно коронован в Св. Софии».[247]
Другие греческие земли были поделены межу завоевателями.