Четвертый крик

Несмотря на то, что Бог в иудаизме довольно часто говорит человеческим голосом и на понятном людям языке, несмотря на то, что Он даже умеет писать на человеческом языке (на скрижалях, принесенных Ему Моисеем), Его сущность не определена. Как субстанция, Он подчеркнуто отвлечен и абстрактен. Само слово «Бог» в иудаизме предельно условно. У Него нет определенного облика (формы), а на письме верующие люди обязаны передавать его невнятным, непроизносимым «Б-г». Вместе с тем, это некая сила, способная щедро вознаграждать за верность и столь же жестоко карать, как сказано во «Второзаконии», за малейшие отклонения «вправо или влево».

Каждый из нас, кто хоть раз в юности испытал некоторую душевную боль при встрече с чрезмерной жестокостью, может четко себе представить, что мог переживать некий еврейский юноша по имени Иисус при чтении, скажем, такого библейского эпизода:

«Когда сыны Исраэйля были в пустыне, нашли раз человека, собиравшего дрова в день субботний. И те, которые нашли его собирающим дрова, привели его к Моше и Аарону и ко всей общине. И оставили его под охраной, потому что не было еще определено, как с ним поступить. И Господь сказал Моше: смерти да будет предан человек сей; забросать его камнями всей общине за пределами стана. И вывела его вся община за стан, и забросала его камнями, и умер он, как повелел Господь Моше» («Числа», 15, 32–36).

Не этот ли эпизод вырвал из его груди столь отчаянный для своего времени тезис: «Сын человеческий — господин и субботы»?

Как бы там ни было, но эпизоды такого рода не могли не вызывать в романтической душе чувств протеста против окружающего миропорядка и его идеологии. Вся Тора наделяет Бога чертами справедливого, но предельно жестокого, непрощающего отца и господина. Он велик и страшен. Особенно неимоверными угрозами и проклятиями насыщена заключительная, пятая часть Торы — Второзаконие. Главу 28 (15–68), к примеру, — прочтите сами! — невозможно читать без подавленности и ужаса.

Совершенно ясно, что только в такой атмосфере, только на этой почве и могла родиться сама потребность в Боге, во-первых, более конкретном и, во-вторых, более добром, не карающем «за вину отцов детей третьего и четвертого рода» («Второзаконие», 5, 9), а умеющем прощать.

Христианская идеология и была ответом на эти запросы времени и среды. Еще при жизни еврея Павла она придала Богу конкретные, в значительной мере, антропоморфные (человеческие) черты, а идее страшного и без устали карающего Бога противопоставила идеи прощения и искупления греха. Все было бы замечательно, но… — как всегда, это проклятое «но», — но на утверждение этих идей в дело были пущены меч и эшафот. Такова диалектика нашей жизни, ее высший пилотаж. Бог, сильнее дьявола, — сверхдьявол, или «добро должно быть с кулаками». Ни одна идея, сколь любвеобильной она ни была б, не приходит в мир без ненависти и насилия.

Таким образом, рожденный нами ангел обернулся дьяволом, оказался зверем, который набросился на нас же и не унимался на протяжении почти двух тысячелетий. В этих условиях бесконечной травли, гонений и выселений то из одной страны, то из другой, идеологическая непримиримость перешла в расовую неприязнь. Антисемитизм. Какая это особая, уникальная, единственная в своем роде форма неприязни и (или) ненависти! Все народы не любят друг друга по-разному и только евреев — одинаково. Ничего подобного этой форме национальной враждебности, когда все против одного, в мире не существует.

Полагают, что антисемитизм возник еще в пору греческого и римского господства. Если это так, то он мало чем отличался тогда от обычных стадных инстинктов взаимной неприязни между этнически разными народами. Правда, уже в то время существовали авторы, которые клеветнически злобно искажали еврейскую историю и принципы иудаизма. Резкий отпор одному из таких клеветников дает книга Флавия «Против Апиона». И тем не менее, это еще не совсем антисемитизм. Настоящий антисемитизм — махровый, массовый, подкрепленный идеями! — зарождается лишь в процессе идеологической борьбы христианства с иудаизмом.

«И рассеет тебя Господь по всем народам, от края земли до края земли… И станешь ужасом, притчею и посмешищем среди всех народов, к которым отведет тебя Господь» («Второзаконие», 29, 64 и 28, 37).