Четвертый крик

Немалую силу долгое время, надо полагать, представляла среди них и еврейская партия, возглавляемая ближайшими соратниками Иисуса и, в частности, его братом Иаковом. В глазах этой старой гвардии, новоиспеченный христианин Павел был явным выскочкой и отпетым негодяем.

В эти три столетия ковался и канонический состав Нового Завета. Из массы появившихся Евангелий, трактатов и молитвенной мемуаристики нелегко и не сразу удалось выбрать единственно правильное, отвечающее нормативу Божественного откровения. Ведь не люди творят религиозные догматы, а сам Господь их ниспосылает. Как уж Он их ниспосылает, я не знаю, но канонизированный состав Нового Завета завершается книгой «Откровение Иоанна Богослова», которая должна была бы стоять первой, ибо все, без исключения, исследователи — теологи и атеисты — считают ее первым христианским сочинением с точно установленной датировкой — 68 год. А Энгельс даже уточняет: или январь 69 года, — тоже, видимо, не из пальца высосал.

Для Энгельса, как мы знаем, это «Откровение» интересно, главным образом, тем, что свидетельсует о «сектах и сектах без конца». Эта атмосфера раскола и кровавой внутрипартийной борьбы, характерная для любой зарождающейся идеологии, тем более, революционной, — конечно же, интересна и для моих рассуждений о христианстве. Но мое внимание приковано сейчас к другому аспекту Откровения Иоанна — к его сугубо еврейской позиции. Сражаясь с другими сектами христианства, автор обвиняет их в том, что они — «которые говорят о себе, что они Иудеи, а они не таковы, но — сборище сатанинское» (2, 9). Значит, еще в 68–69 году и явно при жизни восходящего радикала Павла авторитет еврейского голоса (и крови) в христианстве был достаточно велик.

Опять же, неясно, как это крамольное сочинение, отдающее право на подлинное христианство только истинным иудеям, в самый разгар ожесточенной антиеврейской активности отцов церкви включается в окончательный состав Нового Завета, который был утвержден, видимо, не ранее, чем в 325 году на Вселенском соборе в Никее. Макс Даймонт же отодвигает эту дату еще на 70 лет, относя канонизацию Нового Завета к 395 году. Другими словами, 362 года (после смерти Иисуса) потребовались для выработки самого правильного христианского учения, по сути, антиеврейского, но по какой-то немыслимой логике допустившего и насквозь еврейское Евангелие от Матфея, и Откровение Иоанна, и — я уже об этом много говорил в первой части очерка — весь Ветхий Завет.

Возможно, в самом деле, как полагают специалисты, окончательный отбор текстов для Нового завета сделал сам Константин, не очень входивший в тонкости внутрихристианской борьбы. Хотя, с другой стороны, ему приписывается и честь замены субботы на воскресенье. Если это так, то снова — как не восхититься столь длительной устойчивостью еврейского стихийного начала в христианстве!

Что касается римских властей до Константина, то при всем понимании ими неудобства многобожия, национальная гордыня все же не позволяла так, с бухты-барахты, поставить на место великих Богов Олимпа какого-то еврея из захудалой иудейской провинции. Кроме того, само движение, во-первых, опиравшееся, в основном, на народные низы, воспринималось поначалу как криминально бунтарское, как угроза римскому трону и правопорядку, и, во-вторых, далеко не сразу стало оно массовым. Много самоотверженной борьбы, мучений, казней пришлось претерпеть сторонникам и последователям это нового вероучения в эти триста с лишним лет, пока они не дорвались, наконец, до власти.

Естественно было бы предположить, что, испытав на собственной шкуре всю жестокость и несправедливость существовавшего мироустройства, записав на своих знаменах любовь к ближнему, вдохновив себя идеями равенства и братства, они принесут людям свет и благодеяние. Ничего подобного не случилось. Наступила идеологическая тьма и века духовного позора.

«Отныне, — пишет Даймонт, — все христиане обязаны были исповедовать принципы только одной этой веры. Все другие взгляды были запрещены и объявлены еретическими. Так был установлен тоталитарный идеологический характер ранней христианской церковной организации… В первые сто лет после своего прихода к власти христиане уничтожили больше собственных приверженцев, чем это сделали римские императоры за предшествующие три века».

Церковь