Он ничего не сказал, но взгляд его, направленный на меня, был достаточно красноречив: «Ну давай теперь, удовлетворяй свои ничтожные прихоти, пока можешь, но главное удовольствие в конце будет мое!» Я проглотил клецку, охваченный неожиданным страхом, но не из-за этой невысказанной угрозы — с этим я давно смирился, — а оттого, что он, вопреки договору, который мы подписали, может отказаться, пусть и ценой потери моей души. Для меня это означало быть низвергнутым в бездну отчаяния.
Однако отступать было некуда: какой бы ни прозвучал ответ, свое желание я должен был сообщить. Я колебался еще пару секунд, моля небеса, в которых совсем изверился, чтобы мой голос не задрожал, а потом сказал всего одно слово, хорошо зная, что ему все сразу станет ясно:
— Круг.
На улице уже начало смеркаться. Светильникам, свисавшим с закопченного потолка и стоявшим на столах, покрытых засаленными рваными скатертями с пятнами от многочисленных минувших попоек, пока еще удавалось создавать видимость освещения. Но вскоре, когда трактир заполнится густым табачным дымом, разъедающим глаза и раздражающим горло, здесь будет как в осеннем туманном море.
Несколько любопытствующих взглядов задержались ненадолго на моей одинокой фигуре в углу, прикидывая шансы на легкую добычу. Растрепанная шлюха, глядясь в мутное карманное зеркальце у очага, попыталась немного привести себя в порядок, прежде чем подойти ко мне, решив, что я не из обычных клиентов, мнение которых о ее внешности для нее было неважно.
Я сидел лицом к дверям, но все-таки не заметил, как он вошел. Он возник около моего стола, все в том же черном плаще, на краях которого были свежие следы грязи. Когда я посмотрел на него снизу вверх, мне показалось, что он выглядит несколько старше, вероятно, из-за того, что слабый свет настольного светильника падал на его лицо под углом. Он не сел рядом со мной, остался стоять — темная сумрачная фигура, и по его суровой манере держать себя нельзя было понять, какой ответ мне принесен.
Мы пристально смотрели друг на друга несколько мгновений, каждый со своими мыслями и заботами, а затем он прервал молчание:
— Договор есть договор.
7. Ночной кошмар