Четвертый месяц зимы

В шатре было темно и душно. Одуряющий травяной аромат вместе с тяжелым запахом шкур и дымом очага в первый момент просто сбивал с ног — и небольшое отверстие сверху, через которое лениво вытягивался воздух, ничуть не помогало. Огнезор вдыхал мелкими глоточками, сосредоточившись для начала на том, чтобы не закашляться. В сумраке он едва различал напряженную Лаину спину перед собой. А еще — чье-то тяжелое присутствие: подавляющее и властное, изучающее, сотней невидимых пальцев проникающее до самых костей. Кажется, он начинал понимать Лаю — здесь было дьявольски неуютно.

— Что за представление ты устроила, Леора? — раздался из темноты раздраженный старческий голос — не ворчливо брюзжащий, как у всеми забытых и всем недовольных стариков, но надменный и требовательный: голос человека, привыкшего подчинять и приказывать. — Или ахары — глупые дети, что ты кормишь их сказками?

— Невежливо встречать гостей в темноте, даже если тебе самой свет не нужен, — буркнула Лая. Развернула напряженные плечи, изо всех сил (но без особого успеха) демонстрируя бесшабашность. — А как еще нам было пройти? — огрызнулась куда-то в дымный сумрак.

— Ты могла для начала прийти одна и спросить разрешения.

— Чтобы ты велела привязать меня к очагу и не выпускать до конца зимы? Нет уж, спасибо, — слишком хорошо я тебя, Иша, знаю. И никогда не поступила бы так со своим спутником.

— Еще бы! — рассержено поднялся голос. — Ты предпочла привести на порог моего дома прислужника Первого Бога!

— Кого?

— Темного мастера, Лая, — пояснил Огнезор, от удивления не сразу узнав собственный голос. — Она знает, кто я.

— Конечно, знаю, юноша, — ворчливо донеслось из темноты. — Я уже встречала подобных тебе. Так извратить светлый обряд Перерождения! Ваши целители невежественны и безумны…

Что-то зашевелилось в воздухе вокруг, и десяток толстых, грубых свечей зажглось в одночасье, источая резкий аромат и разгоняя застоявшийся мрак круглого шатра.

— Ты просила свет, Леора, — уже спокойно, без тени недавнего раздражения, отозвался голос. Принадлежал он белой, высохшей старухе — не растрепанной скрюченной ведьме из деревенских сказок, но аккуратной, собранной, властной женщине, восседающей в центре освещенного круга с прямой, как стрела, спиной. Взгляд ее, подумалось Огнезору, мог быть надменным, почти царственным, если бы не абсолютная белизна, светившая из глазниц. Старуха была слепа.

И все же… Не покидало с ней ощущение сотни, тысячи тоненьких пальцев: бегущих по позвоночнику, забирающихся под кожу, бесцеремонно ощупывающих каждый орган, проникающих в разум. Она не видела — ей не нужно было видеть, чтобы различить, разобрать на части любого в этой долине. Не нужно было касание, чтоб исцелить шрамы от Темнословова лезвия на Лаином плече. Не нужен был взгляд, чтобы увидеть Огнезора насквозь, как глупого ученика, впервые представшего перед мастером.

— Первый уровень, — еле слышно выдохнул юноша, не скрывая благоговейного недоверия.

И будто в насмешку над его изумлением, старуха сделала небрежный подзывающий жест пальцем: глиняная кружка с камня у очага медленно поднялась и поплыла прямо к ней в руку.

— Позерша! — презрительно фыркнула Лая, ничуть не разделяя Огнезорова почтения.

Иша неторопливо поднесла кружку к губам, отпила немного, отправила ее обратно к очагу.

— Вздорная, глупая девчонка, — мученически покачала она головой. — Тебе стоило хорошо подумать, прежде чем брать на себя заботу о ее жизни, прислужник проклятого бога…

— Я все еще здесь! — сердито напомнила о себе девушка.

— Знаю, Леора! И не помню, чтоб приглашала тебя или просила остаться!

— Как скажешь, госпожа-Хранительница! — ядовито пропела Лая. — Вот золото на твой налог, — она стащила с плеча тяжелую сумку, с монетным перезвоном швырнула ее перед старухой. — Пойдем! — потянула Огнезора за руку.

— Твоего друга я не отпускала! — холодно остановила их женщина.

На миг Лая еще крепче стиснула его ладонь, затем с тяжелым вздохом разжала пальцы и вынырнула к свету и воздуху. Шкуры, закрывающие вход шатра, неслышно сомкнулись за ней, оставив Огнезора один на один с мрачной здешней повелительницей.

Иша осторожно провела рукой по брошенной сумке — и небрежно отпихнула ее в сторону.

— Она ведь чуть не погибла из-за этих денег, — укоризненно заметил мастер. — Человека, что платит Империи за вашу жизнь и гражданство, должен бы ждать прием полюбезнее…

Слепые глаза взметнулись к его лицу, сморщенные губы вытянулись в подобии презрительной усмешки.

— Воровство — это позор для нашего племени! — без тени сочувствия отрезала она. — И не тебе говорить о том, что должно… Как звать тебя, темный мастер?

— Эдан.

— Другое имя, — с нажимом уточнила старуха. — Не скажешь? — почти весело отметила недолгое его замешательство.

— Почему же, скажу, — в тон ей, с легким вызовом отозвался юноша. — Огнезор. Так меня называют в Гильдии.

Лишь легкий кивок в ответ — ни ужаса, ни изумления, только вежливое внимание: как если бы он сказал «Стрелокрыл», упоминая своего коня, а не назвал самое проклинаемое имя во всей Империи.

— Я слышала о тебе.