Четвертый под подозрением

Они пришли в одно из помещений для свиданий, где заключенным позволяется проводить время со своими партнерами, а в шкафу заботливо приготовлены презервативы. Однако обстановка в комнате не слишком располагала к интиму: дешевый диван, стол, кресло. Голые стены. Перед радиатором на полу на корточках сидел человек. Сначала Франк Фрёлик его не узнал. Кожа, которая раньше была золотисто-смуглой, посерела. Волосы превратились в жирную спутанную массу, похожую на воронье гнездо; худую сгорбленную спину обтягивала дырявая футболка. Он сидел на корточках, закрыв голову руками, и покачивался, словно медитирующий индус на берегах Ганга. Фрёлик и Фредди Рамнес переглянулись.

— Ильяз! — позвал Фредди Рамнес.

Никакого ответа.

— Ильяз!

Зупак пошевелился, запустил в волосы грязную руку с узкими пальцами и длинными ногтями.

— Ильяз, хочешь колы?

Чувствуя себя полным идиотом, Фрёлик покосился на врача. Фредди Рамнес смотрел на заключенного серьезно и сочувственно.

— Ильяз, к тебе пришли.

На миг Зупак бросил на врача затравленный взгляд, как у испуганного кота; потом снова закрыл голову руками.

— Ильяз, ты не хочешь поздороваться с Франком?

Зупак не шелохнулся.

Фрёлик откашлялся.

— Ильяз, ты помнишь меня?

Никакого ответа.

— Я арестовал тебя шесть лет назад на бензозаправке. Я — тот полицейский, который говорил с тобой потом.

Никакого ответа.

— У тебя была подружка-норвежка по имени Элизабет. Я хотел поговорить с тобой о…

Он замолчал, потому что сидящая на корточках фигура пошевелилась. Зупак забился в угол.

Фрёлик и врач снова переглянулись. Фрёлик сказал:

— Элизабет Фаремо, Юнни Фаремо, Видар Балло, Йим Ройнстад… — Он помолчал, откашлялся и продолжил: — У меня есть фотография Элизабет Фаремо. Хочешь на нее взглянуть?

Никакого ответа.

Фрёлик и врач снова переглянулись.

— М-да, наверное, не слишком удачная затея, — проговорил Фрёлик.

Фредди Рамнес покачал головой. Достал из кармана своей объемной куртки пластиковую пол-литровую бутылку кока-колы и поставил на стол.

— Пока, Ильяз! — сказал он, направляясь к двери.

Они молча шли назад по тому же самому коридору.

— Если мне суждено умереть, пока я работаю здесь, — произнес Фредди Рамнес голосом, дрожащим от гнева, — я бы хотел, чтобы на моем надгробном камне написали, что меня убила норвежская пенитенциарная система. Те, кто наделен правом решать, предоставили мне счастливую возможность выбора: либо привязывать его ремнями, либо каждый вечер накачивать лекарствами, чтобы он не покончил с собой.

— Перед моим приходом вы накачали его лекарствами?

— Естественно.

— Значит, он ничего не помнит?

— Нет. После лекарств он спокоен, но совершенно равнодушен ко всему, что ему говорят. По словам специалистов, примерно такое же действие оказывает лоботомия.

— Что с ним такое?

Фредди Рамнес прошел вперед еще несколько метров. Выпустив пар, он постепенно успокаивался и старался вернуть утраченное хладнокровие.

— Будь я специалистом по психиатрии, я бы, может, вам и ответил. Сейчас я могу помочь ему только одним: подать заявление на его перевод в психиатрическую клинику. Я без конца подаю такие заявления, но мне отвечают отказами. В конце концов, у нас ведь тоже специфическое заведение, верно? — Рамнес поморщился.

Фрёлик не нашелся с ответом.

— Насчет его диагноза я не уверен, — чуть мягче продолжал Рамнес. — В любом случае название болезней — всего лишь ярлыки. Расстройство личности, маниакально-депрессивный психоз, шизофрения — у него может оказаться все что угодно, целый букет. Циники называют то, что с ним происходит, тюремным психозом.

— Как я уже говорил, я общался с Ильязом шесть лет назад. Тогда он был совсем другим.

Рамнес глубоко вздохнул:

— Мне известно только одно: сама болезнь и ее симптомы появились уже здесь, когда он начал отбывать наказание. Как раз тогда, когда я только попал сюда. Страх, постоянные ломки, паранойя… Со временем симптомы усиливаются.

— Его кто-нибудь навещает?

Рамнес остановился и недоверчиво посмотрел на Фрёлика:

— Фрёлик, вы производите впечатление порядочного человека. Однако мы сейчас переходим в ту область, где я связан профессиональной обязанностью хранить тайну, а вы не имеете права меня допрашивать.

Глава 25

Впервые за восемнадцать лет инспектор Гунарстранна взял отгул. Накануне вечером он обнаружил, что Калфатрус не плавает, как обычно. Налив себе виски, он подсел к аквариуму и стал следить, как мечется его рыбка. Калфатрус двигался как-то рывками.

Он заснул в кресле, а когда проснулся, ему уже не захотелось ложиться спать. Он снова стал наблюдать за золотой рыбкой, подсвеченной светом уличного фонаря. Он понимал: что-то не так. На крошечную долю секунды он представил, как идет по улице, неся в целлофановом пакете рыбку, как сидит в очереди в ветеринарной клинике.

«Ну и что с вашим любимцем»? — «Да понимаете, он разучился плавать по прямой».