Нависла угрожающая, тяжелая тишина. Джерри предложил ученикам спеть национальный гимн, но так как никто не знал ни слов, ни мелодии, то он согласился на собственный выбор класса: спели хором известный боевик Рубена Вильямса «Я у входа в храм в глаза твои влюбился», а затем танго Джин Отри «Беспечный любовник». Ученики еще долго раскачивались на партах в такт танго после того, как пение было окончено. Джерри постучал указкой по столу и попросил тишины, но дети подумали, что он отбивает такт, и снова спели «Беспечного любовника», правда, на этот раз помедленнее. Таким образом, урок начался под знаком медленного, шаркающего танго. После этого пошло шушуканье и громкий шелест бумаги, порожденный развертыванием жевательных резинок. Тридцать пар челюстей одновременно занялись национальным американским спортом. Джерри смотрел на класс, ожидая тишины, но шум усиливался. Какой-то паренек положил ноги на парту и развалился в директорской позе.
– Убери ноги с парты! – прикрикнул Джерри.
Паренек как будто не слыхал.
– Убери ноги! – повторил Джерри громче прежнего.
– Это вы мне? – удивленно спросил мальчик.
– Да, тебе. Неужели тебя не учили хоть немного хорошим манерам?
– В свободной школе манеры не нужны.
– Ишь ты, какой разговорчивый! Встань. Как тебя зовут?
Мальчик поднялся, не спеша вышел из-за парты и стал, засунув руки в карманы. Это был высокий, темноволосый подросток, верхнюю губу которого украшали первые всходы усиков. На нем была школьная форма: синие фермерские штаны и клетчатая рубашка.
Джерри нашел фамилию мальчика на схеме, лежавшей на столе, но, не будучи в состоянии прочесть ее, повторил вопрос:
– Как тебя зовут?
– Станислав Валентин Дренцкевдодевицкевич, – ответил молодой человек.
– Назови по буквам.
Паренек перечислил кучу гласных и согласных с такой скоростью, что Джерри невольно проникся уважением к его языку.
– Хорошо, садись. Так ты, значит, поляк?
– Нет, я настоящий американец. Я приехал в Америку, когда мне было полгода.
– И все равно ты поляк. Настоящие американцы – это индейцы.
Класс ответил взрывом протеста. Какой-то белобрысый мальчишка энергично замахал рукой, требуя слова.
– Пожалуйста, что ты хочешь? – спросил его Джерри.
– Я только хотел заметить профессору…
– Встань, когда говоришь! – потребовал Джерри.
– У нас не встают, – отбрил мальчишка. – Я хочу только заметить, что все американцы – белокожие, негры и индейцы – чужие.
– Кто тебя учил этому?
– Я это и так знаю, – ответил мальчик.
– Как твое имя?
– Уэсли Кэтзервуд. Я родился в этой стране, и мною не командуют.
– Вот как, – проговорил Джерри сухо. – Теперь ты школьник и должен выполнять требования учителей.
Класс ответил новым взрывом протеста. Слова потребовала сидевшая рядом с Уэсли маленькая барышня, волосы которой были добела выкрашены перекисью водорода, а ресницы – дочерна сапожным гуталином. Класс стих. Маленькая Мэрилин попробовала отодрать жевательную резинку от своих новеньких искусственных зубов, растянув клейкую жвачку в длинную тонкую нить и сказала:
– Профессор, должно быть, не знает, что отец Уэсли – владелец большого универмага в Пэйнсвилле?
– Нет, этого я, к сожалению, не знал, – удивленно ответил учитель. – Но какое это имеет отношение к делам школы?
– Отец Уэсли – один из учредителей ОСВ и больше всех жертвует для нашей школы.
На лице Уэсли Кэтзервуда появилась надменная улыбка победителя. Он достал из кармана пригоршню жевательных резинок в красивых обертках и начал разбрасывать их по всему классу. Маленькая Мэрилин старательно пудрилась и уже превратилась в совершенное подобие Марлей Дитрих: она казалась такой же томной и усталой. Джерри Финн прикусил губу, чувствуя, что проиграл первый раунд схватки. Он стал поправлять очки и решил изменить педагогическую тактику.
– Дорогие друзья! По расписанию теперь у нас должен быть урок истории литературы.
– Аааэээоооххх! – послышался дружный зевок класса.
– Из классного журнала я узнал, что на последнем уроке вам с помощью учебного фильма было рассказано о сущности литературы. Может ли кто-нибудь из вас теперь коротко ответить, что такое литература в широком смысле слова?
Никто не выразил желания. Джерри спокойно ждал некоторое время, но наконец решил пойти классу еще немного навстречу:
– Все письменные и печатные творения человеческого духа вообще называются литературой…
– Сухо! – простонала какая-то утонченная душа на задней парте.
Джерри постучал указкой по краю стола и продолжал:
– Однако возьмем теперь литературу в ее более узком значении и рассмотрим ту ее часть, которая называется художественной литературой.
– Мура! – раздалось на задней парте.
– Старомодно! – заметил Станислав Валентин Дренцке… и т.д.
– Давайте смотреть кино – предложил кто-то.
– Кино! – закричал весь класс. – Давайте нам кино!
– Стереоскопическое! – заметил Уэсли Кэтзервуд. Мой папаша заплатит.
Джерри ждал тишины. Но наконец он стал бить кулаками по столу и закричал:
– Тихо!!
– Мы имеем право говорить! – крикнул какой-то круглощекий, упитанный мальчуган в первом ряду.
– Я прошу тишины! – повторил учитель. – Это не кинотеатр, а школа.