Четвертый разворот

— Вы устали, фрау Анна? От страхов, от тревог… Вы хотели бы отдохнуть?

— Да, — она заметно обрадовалась. — Да, — повторила Анна. — Я очень устала. И если вы не будете возражать, я пойду…

— Я не буду возражать, — вздохнул Крамке. — Идите…

Однако день проходил за днем, а Анна оставалась все такой же настороженно вежливой, в любую минуту готовой угодить и в любую минуту готовой замкнуться, стоило Крамке проявить к ней хотя бы что-то похожее на нежность.

Крамке же и сам удивлялся своему терпению. Он считал, что имеет право на все. И до Анны не останавливался ни перед чем. Но когда его очередная жертва — будь то во Франции или Норвегии, Голландии или Польше, — запуганная и подавленная, шла к нему в постель, он не считал это насилием. Разве он, как какой-нибудь солдат, скручивая женщине руки, рвал на ней платье, грозил пистолетом? Нет, Ганс Крамке до этого не опускался. А мысль, что он насилует человеческий дух, к нему никогда не приходила.

И все же с Анной все по-другому. Кажется, впервые за долгие годы Крамке встретил женщину, которая по-настоящему его волновала и которая, пожалуй, могла бы принести ему радость…

Могла бы… Что же ему надо сделать, чтобы она переменила к нему свое отношение? «Русская душа — загадка», — вспомнил он чьи-то слова. И подумал: «Чтобы разгадать ее, надо испробовать все…»

Однажды, когда со стороны кладбища, как и в первую ночь, слышались глухие выстрелы, Крамке сказал, будто обращаясь к самому себе:

— Все-таки большевики — фанатики. Но самое страшное заключается в том, что свой фанатизм они передали миллионам людей. Тому, кто долгое время близко соприкасался с большевиками, нельзя верить ни в чем. — Он взглянул на Анну и улыбнулся: — О вас я не говорю, фрау Анна. В вас я почему-то не чувствую врага… Я не ошибаюсь?

Она то ли не сразу поняла смысл его слов, то ли не знала, что ответить. И создалось впечатление — у нее создалось, Крамке об этом, даже не подумал, — что в ее молчании кроется какая-то затаенная мысль. Анна вскинула на Крамке глаза и с запоздалой поспешностью-проговорила:

— Я никогда не хотела быть чьим-то врагом. И сейчас этого не хочу, поверьте мне…

— Если бы я не верил вам, фрау Анна, — слегка задумчиво ответил Крамке, — я не стал бы брать вас и вашу семью под свою защиту. Жена летчика, жена большевика… Не скажу с уверенностью, что я ничем не рискую.

— Спасибо вам, — Анна сцепила на груди пальцы, глаза ее повлажнели. — Спасибо вам, я никогда не забуду того, что вы для меня сделали, господин Крамке…

Он подошел к ней и положил руки на плечи:

— Может быть, просто Ганс? Ну, Анна? Неужели вам так тяжело назвать меня по имени?

Приблизив свое лицо к ее лицу, он заглянул ей в глаза, и по его взгляду она поняла все. А может быть, она поняла это давно, только все время старалась обмануть себя? «Я не уверен, что ничем не рискую…» А она? Она хорошо помнила и черную лужу, и раскинутые в стороны руки Лизы Коробенко, и слова Крамке: «Обыкновенная ночь войны… Таков суровый закон войны, фрау Анна…»

Он почти без усилий увлек ее к дивану.

— Посидим, Анна… Или прилягте, а я посижу. Вот так… У вас такая нежная кожа, Анна. И мне кажется, что я схожу с ума… Вы не будете возражать, если я поцелую вас?..

Закричать? Позвать на помощь мать?

— Не будьте такой холодной, Анна, мужчины этого не любят. Вы плачете? Отчего?..

Откуда взяла силы Лиза Коробенко? Господи, дай мне столько же сил, чтобы я могла защитить себя! Почему я такая беспомощная? Почему я так боюсь? У Лизы Коробенко не было своего Алешки, плоти и крови ее… У Лизы Коробенко не было Клима, любви и надежды ее…

— Вы настоящая женщина, Анна. В вас есть что-то такое, что очень волнует… Ну, перестаньте же плакать! — Он, кажется, начинал злиться…

Выл ветер… И опять — глухие, разрываемые ветром выстрелы… И крики в предсмертной тоске.

— Я не плачу… Я не буду плакать.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

— Когда я была совсем маленькой — вот такой или чуть побольше, — Инга показала рукой на метр от земли и улыбнулась, — мать впервые прочитала мне «Хозяйку Медной горы» Бажова. Если бы ты знал, Алеша, какое это произвело на меня впечатление! Мать рассказывала, что я три дня ни с кем не разговаривала, а потом заявила: «Я тоже хочу быть хозяйкой Медной горы! Вот пойду отыщу такую гору и стану там хозяйкой!» И представь себе, действительно ушла из дому и отправилась на поиски. Вон туда-а! — Инга протянула руку в сторону прикрытых дымкой Уральских гор и умолкла.

Алеша спросил:

— Нашла?

— Нашла. Добрую порку от отца. Он с соседями целые сутки разыскивал меня в горах, а когда нашел… В общем, досталось мне.

Алеша засмеялся:

— Мне почему-то кажется, что тебе доставалось очень часто.

— Не больше, чем твоей Ольге, — ответила Инга. — В разных проделках она не уступала ни мне, ни Роману. Ты ведь знаешь, мы дружим чуть ли не с пятого класса. Нас так и называли: мушкетер и две мушкетерки. Особенно отличался Роман…

Инга, что-то, наверное, вспомнив, улыбнулась. Потом сказала: