Четвертый Рим

— Хотелось бы на этом и закончить дело, но есть в нем и другая сторона, не рассмотрев которую можем мы нанести урон моральной структуре личности наших воспитанников. Понятно, что зависть к удачному ответу была толчком к шалости Петра. И это мы ему простили. Однако Петр, во-первых, хотел слукавить и остаться незамеченным, чем нарушил заповедь "Не лги". И вторую заповедь "Не жестокосердствуй" тоже нарушил он, за что по совокупности статей приговаривается к восьми ударам плеткой. Рассмотрим же теперь поступок Илии, который, ощутив жгучую боль в ягодице, обрушил удар на голову неповинного своего товарища. И не то страшно, что проявил он этим свой вспыльчивый норов, а то, что в качестве подсобного средства использовал он святой наш учебник закона божьего. А окажись в его руках крест или икона православная, так он и иконой и крестом начал бы орудовать как средством нападения, что кощунственно и беззаконно. Таким образом приговаривается отрок Илия к пяти ударам плеткой по совокупности причин.

И, наконец, остается у нас по внешности невинный ученик Василий, который, однако, должен был соизмерить силу своего броска с наличием других вовсе неповинных мальчиков в классе. Ибо, если так распустить свою волю, можно ополоснуть грязью и учителя своего, и родителей, почтивших нас посещением своим. Поэтому Василий, как наименее виноватый, приговаривается к трем ударам плетью вместе с остальными. Таким образом, — продолжил отец Авакум, повернувшись на этот раз к попечителям, — мы соблюдем великий принцип святого Даниила о том, что насилие может быть признано годным лишь в меру крайней необходимости, только в смягченных формах и лишь до тех пор, пока наивысшая инстанция путем усовершенствованного воспитания не подготовит человечество к замене принуждения — добровольностью, окриков внешнего закона — голосом глубокой совести, а государства — братством. Другими словами, пока самая сущность государства не будет преобразована, а живое братство всех не сменит бездушного аппарата государственного насилия.

— Мудро рассудил, — воскликнул председатель попечительского совета, крутя от восхищения головой, — а то я уже боялся, что бесчинства школьные окажутся без наказания!

— Что вы, — отозвалась бойкая попечительница в тигровой накидке и с острым красным носиком, обращенным в сторону представительного председателя в майорском мундире, — батюшка Авакум в миру до пострига военным прокурором был, и конечно профессионализм при нем так и остался.

— Из военных вообще получаются замечательные богослужители, — хохотнул майор, — наверно потому, что они привыкли служить.

—...И дисциплину знают, — подхватил разговор третий член попечительского совета — знаменитый монархист Ткаченко.

— Да ладно вам, господа, шутки шутить, — отмахнулся от слов монархиста маленький худенький мужчина с клювообразным носиком и бесцветными глазками, знаменитый историк, академик Наперстков, который принимал самое активное участие в основании интерната. — Само понятие дисциплины вытравлено тому уже как двадцать лет. С первого указа Горби о кооперативах. Тогда народ почувствовал, что можно зарабатывать большие деньги ничего не производя. До этого указа ловили золотых ершей в мутной воде только единицы, а уж после миллионы вовлеклись в потребление без производства. Так же как вырубленная годом раньше виноградная лоза до сих пор обернулась пропажей виноградных вин, так же пагубное приучение больших слоев народа российского, прекрасных ремесленников и рукотворцев, к бесцельному дуракавалянию обернулось исчезновением производителей.

— Горби этот конечно был человек удивительный, — продолжал при общем молчании Наперстков. — Я недавно перелистывал подшивки газет того периода и сделал анализ, пока внутренний, его деятельности. Самое замечательное качество этого президента заключалось в том, что он никогда не мог просчитать последствий своих поступков. Глядя на его высокий лоб, в голову приходит кощунственная мысль: может быть ему тайно провели лоботомию. Практически каждый его шаг имел для общества обратные желаемому последствия. Даже вполне невинный заключительный шаг — создание собственной фирмы, чтобы зарабатывать деньги — известного фонда, — обернулся полным его разорением и крупнейшим судебным процессом, во время которого он и умер.

— Все это вздор, — сухо отчеканил до сих пор молчавший член Совета. — Давайте закончим урок, а после я постараюсь вам доказать, что разрушение страны, от которой остались, что перед собой умалчивать, рожки да ножки, это следствие не политики девяностых годов и даже не двадцатых. Да, Горби инициировал процесс разбегания, но не дай бог этому котлу повариться под крышкой еще лет пятнадцать. Так бы рвануло, почище Чернобыля. Вы уж нас извините, уважаемый батюшка, ласково обратился он к отцу Авакуму. — Все нынче политики стали, — негде пробы ставить. Давайте дальше учиться.

— А дальше порка, — горестно вздохнул педагог. — Для всех нас занятие мучительное, но необходимое. Желаете присутствовать?