Четвертый тоннель

Если бы я эффектно соврал, получилась бы весомая отмазка. Но я сказал честно и тем самым задел начальство. Позже рассерженный Дмитрий скажет мне, чтобы выбирал — «работа или тренинги». По-моему, он воспринял мою причину отказа от задания как прихоть. Как пойти играть в бильярд, положив болт на важное поручение. Оскорбительно для работодателя. Но в тот момент в кабинете никаких наездов не последовало. И мне было очень легко оттого, что я выбрал не врать.

— Ну ладно, — сказал босс изумленно. — Если тебе правда так важно, тогда иди…

…Пятница. Десять утра. Тренинговый зал набит людьми. Сидим на стульях. Одни молчат в настороженном ожидании. Другие, наоборот, стараются отвлечься от страха подчеркнуто беззаботной болтовней. Пол на крайней части зала чуть приподнят — это делает его сценой. На сцене стоит стойка с микрофоном.

Появляется невысокий худощавый мужчина в очках. Темные волосы с пробором и проседью. Джинсы и свитер. Это тренер. Я почему-то ожидал, что он будет в черном, как в той американской книге.

— Меня зовут Михаил, — сказал он ровным негромким голосом. — Добро пожаловать на тренинг Трансформация. На тренинге вы будете испытывать эмоции, которых всегда боитесь и избегаете. Многим из вас захочется встать и уйти, лишь бы не быть здесь и сейчас со своими эмоциями. В итоге вы получите тот результат, который получите. Если вы решите прервать свой тренинг, посчитав, что он для вас не работает, у вас будет возможность получить свои деньги назад. Не удивляйтесь, если захочется уйти. Некоторые так и делают. Правда, потом почему-то возвращаются…

Начались процессы. Так тренер называл упражнения, направленные на работу с подавленными эмоциями и прочим содержимым ума. Первый процесс назывался «Я тобой недоволен». Я с самого начала включился по полной и почувствовал, как во мне стремительно разгоняются эмоции, которые обычно я подавляю в себе — злость, ненависть, страх, жалость к себе, тоскливое чувство бессилия и беспомощности и агрессия, которая их прикрывает. Еще я обратил внимание, что многие ребята даже в ходе процессов делали немножко насмешливый вид. Как будто мы собрались здесь, чтобы поприкалываться. Мол, это такая групповая развлекуха, не более того. Меня это слегка взбесило — они своим поведением обесценивают то, что для меня так важно, ломают процесс. Вместе с тем, когда я работал с кем-то из них, они видели мое отношение, и с их лиц сползали маски, проступали все те же страх, жалость, беспомощность.

Время от времени тренер предлагал желающим делиться своими переживаниями. Люди выходили к микрофону и что-то говорили. Некоторые женщины сразу начинали говорить навзрыд. Некоторые позволяли себе быть слабыми и выражать состояние. Другие что-то рассказывали, изо всех сил привлекая сочувствие. И, насколько я помню, почти всегда человек перед микрофоном в своем монологе приходил к незавершенным травмам детства, нерешенным трудностям в отношениях с родителями. Допустим, вот девочка говорит, как ее обидел любимый молодой человек, а скоро проясняется, что она просто воспроизводит поведение своей мамы, которая была вечно обижена на папу, и девочка впитала в себя ее состояние и сделала его эмоциональным контуром своей жизни. Я отметил, что когда вижу, как проявляются глюки у других людей, начинаю понимать многое о себе самом.

Многие раскрывались лишь наполовину. Человек выходит к микрофону, начинает делиться своим состоянием, но обозначает свою внутреннюю проблему только чуть-чуть. Как бы оставляя себе шанс сказать в последний момент: «Да ладно, это несерьезно, я просто пошутил». По-моему, они боялись обнажить свое бессилие. Я их понимал, потому что тоже боялся признаваться в своих слабостях. Но остро чувствовал, что вся эта ложь, которая делает человека рабом, натягивает на его лицо фальшивую улыбку, продиктована страхом, за которым кроется что-то очень, очень важное. И я ненавидел людей, которые выходят к микрофону, чтобы в очередной раз начать лицемерить. Половинчатая откровенность меня приводила в бешенство. У меня было такое ощущение, будто своей ложью люди пытаются — косвенно, но оттого не менее сильно — заставить меня притворяться точно также. Мне хотелось встать и закричать: «Вы что, суки, сговорились?! Лучше бы вы кричали, ругались и плакали, чем изображать никому не нужную фальшивую уверенность!» Однако я молчал, потому что по правилам тренинга нельзя перебивать других. Чтобы высказаться, нужно поднять руку и получить разрешение тренера. Я молчал и слушал.

Мое терпение лопнуло, когда парень по имени, допустим, Игорь, начал говорить со сцены о том, как ему трудно знакомиться с девушками, и тут же начал врать себе — и нам.

— Например, вот, я еду в метро и вижу девушку. Она мне вроде нравится, но я… Я думаю, что сейчас мне не до нее…

— Зачем ты так думаешь? — спросил тренер.

В зале гробовая тишина. Я бросил взгляд на людей, сидящих на стульях вокруг, и мне показалось, что всем все понятно. Особенно выразительны были лица женщин. Кажется, все ждали, что этот парень скажет. Правду или как обычно.