Четвертый вектор триады

«Это все из-за перстня. Это он помог мне! — Ксана ласково смотрела на игру света в гранях камня. Спасибо тебе, ты такой красивый, и добрый, и…» — Она не могла подобрать нужное слово и просто потянулась к сапфиру теплой волной любви и благодарности.

И именно в этот момент камень «раскрылся»…

Подмирье

Спецсектор Промежутка

— Вот, слизь, опять Остроухая. Теперь уже не полукровка, а настоящая, из Истинных. Вот не повезло-то! Вляпались мы с тобой по самое не балуйся! Ясно как ночь — затеяли Верхние что-то.

— А Его Превосхосамость прозрел все их козни и свою интригу раскручивает?

— Молодец, Лупоглазый, верно рассуждаешь. Только, думаю, все отсюда не прозреешь. Знаешь ведь: несоответствие времен, то, се… Да простит меня Сам Гагтунгр Величайший, но все даже он не знает. А то бы мы давно всех эйнджелов попередавили бы. И лучаров. И серахвимов всяких.

— Не поминал бы ты к утру! И так жуть берет… Не хватает тебе торчания в Промежутке? Хорошо, хоть Наверх не гонют. Я, конечно, прынцеску бы с превеликим аппетитом, но у няньки ее сила немереная. И лет ей за тыщу. Это же сколько у нас тут будет? Две гвиндюжины с тремя нулями? Охренеть!

— Спать иди, арихметик хренов! Завтра с утра опять в магический шар пялиться. Как в Теллусе, ей-сам! Помнишь, я Страха Видлу из теллусийского сектора подменял? Ну подранили его пукалкой какой-то? Так вот, у них там в Теллусе все не так, как в нашем Лэйме. Даром что миры параллельные. У них особая магия развилась — Те-Хни-Ка. Ну слышал небось — движущиеся железяки всякие? Вот! А кроме тех железяк есть такие ящики, в которых картинки всякие бегают. Ну точь-в-точь наш магический шар. Так вот руконогие перед теми ящиками целыми сутками сидят и на картинки эти пялятся. Прям как мы с тобой все последнее время.

— Не знаю, как им, но нам ничего стоящего не показывают.

— Я тебе даже больше скажу. По-моему, наши предсмертники уже догадываются. Готовят что-то. По крайней мере Лысый. Он тихий, но здоровый. Я его боюсь. Видал, как по сторонам зыркает? Чистый дракон!

— Давай завтра за другим смотреть. Там у него под боком чмырь нашенский. Там никаких неожиданностев не предвидится!

Слог 6 УЧЕНИК КОЛДУНА

Лэйм

Дом на улице Прорицателей

Ночь

Алекс, морщась и чертыхаясь, растирал в деревянной миске помет летучих мышей. Осталось еще истолочь несколько желчных камней, добавить кровь лягушки, убитой серебряным ножом, и смешать с заранее приготовленным ядом очковой змеи.

Серые окаменевшие комочки помета поддавались с трудом, желчь нещадно пахла, а лягушачья тушка, подвешенная за лапки, подергивалась и наводила на грустные размышления.

«Все-таки я почти привык», — подумал Алекс, откладывая в сторону миску. «Видимо, можно привыкнуть к чему угодно», — угодливо подсказало Эго, но память тут же зажгла в сознании мертвенно-лиловый свет над жертвенным алтарем. Колдун в черном плаще и шипастой короне склоняется к подбежавшему слуге. И вот в зловещей, гулкой тишине зала страшным диссонансом звучит крик младенца. Маленькое, замерзшее до голубизны тельце беспомощно дергает полусогнутыми ножками и заходится скрипящим плачем…

Этот сон, поразительно реальный и подробный, повторялся уже несколько раз. И каждый раз Алекс просыпался от собственного крика.

«Случись такое наяву, и я бы на него бросился. Пропади пропадом его туманные намеки и сомнительные знания! — подумал Алекс и с содроганием отогнал страшное видение. — Видимо, настало время уходить. Где искать девушку, о которой говорил Георг, я наконец знаю. А Колдун? Он уже ничего не может мне дать, да и то, что дал, лучше бы оставил при себе!»

Действительно, год, проведенный в ученичестве у Колдуна, подверг Алексову любовь к магии серьезному испытанию.

Еще совсем недавно это был мир чудес и открытий. Приятно было слушать отголоски глубинных вибраций мира, разбуженных громовым заклинанием или тихой мантрой, хлопком в ладоши или щелчком пальцев. Неизъяснимую радость давала власть над ветром и дождем, летящим камнем и остановившейся водой. Великую мудрость открывал для себя Видящий, когда чувствовал приближающуюся грозу и закончившееся вчера землетрясение, когда определял на глаз слабую точку в стене и на слух направление камнепада.

Сухие, не пахнущие животными испражнениями слова и знаки представлялись Алексу друзьями и помощниками: то благородными воинами, готовыми к любой битве, то утонченными дипломатами, улаживающими любые конфликты, а то, что уж греха таить, преданными и нежными возлюбленными… Симметричный и отвлеченный мир магических формул пленял Алекса утонченностью и целесообразностью, совершенством и красотой.

Но Колдун почему-то упрямо не хотел замечать его привязанностей. Он, с навевающим тоску однообразием, снова и снова заставлял Алекса резать и вытягивать, вскрывать и свежевать. Потоки крови и слизи, желчи и экскрементов густым слоем заливали небесное совершенство, непреодолимыми путами тянули к земле, страшной тяжестью давили на плечи.