Четвертый вектор триады

Когда вода всемирного потопа
Отхлынула в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На сушу тихо выбралась Любовь
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было сорок сороков…
И чудаки еще такие есть,
Глотают полной грудью эту смесь,
И ни наград не ждут, ни наказанья,
И, думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же неровного дыханья.
Я поля влюбленным постелю,
Пусть поют во сне и наяву…
Я дышу, и, значит, я люблю,
Я люблю, и, значит, я живу…[1]

Слог 9 СВИДАНИЕ С ПРИЗРАКОМ

Подмирье

Спецсектор Промежутка

— Ох, Струм, может, хоть с новой бабой нам повезет? Суггест — агент серьезный. Работает чисто, не хуже высшего вампира. Знаешь ведь, люблю я опосля вампиров предсмертников инспектировать. Спокойненькие такие, шея разворочена, руки-ноги скрючены, а на морде улыбка блажная. Отпад!

— Умолкни, Твур, никому я уже не верю! И суггест твой облажается, задом чую! Девка под стать приятелям — вся знаками увешена. Да и мечом владеет — дай Сам всякому. Посечет она его. В мелкое строгово посечет. Или вообще знаком поджарит…

— Ну ты, Ушастый, совсем обурел. Не боись, прорвемся! Суггест Белобрысую враз скрутит. И не такие к нему под клыки сами прыгали!

Лэйм

Великие Древние Горы

Вечер

Дальше пути не было.

Ущелье, по которому Летта должна была выйти к Храму Пяти Стихий, непонятным образом исчезало в сотне шагов впереди.

Мрачные отвесные стены сходились, будто ладони огромного тролля, поймавшего неосторожного путника. Видимо, тролля застигло солнце и окаменели его волосатые лапищи, и не успел он посмотреть на изломанное тельце несчастного смертного, зажатого в каменной теснине, одновременно нашедшего и смерть, и могилу, и надгробие.

Летта осторожно развернула ветхий пергамент карты и, сравнивая, осмотрелась.

В точке, где стены смыкались, возвышался базальтовый столб, кривой и голый, оканчивающийся острым загнутым когтем.

Этот каменный палец на карте был. Рисунок, выполненный почему-то красной краской, точно воспроизводил угловатый мрачный силуэт.

Час назад, выбирая дальнейший путь, Летта уже рассматривала рисунки на всех трех направлениях, орлиным следом расходившихся из точки, помеченной знаком зеленых весов.

Знак этот в Каноне Амазонок означал душевное равновесие. Летта поняла так, что в этом месте надлежало уравновесить крайности, успокоить сознание и выбрать одно направление из трех возможных.

Левая ветвь упиралась в изображение зубастой пасти. Оскаленная пасть, да еще желтого цвета, не сулила ничего хорошего.

Среднее направление было помечено черным силуэтом летучей мыши и тоже выглядело достаточно зловеще.

Правая ветвь, ведущая к каменному пальцу, была отмечена волнистой белой линией, обозначающей сомнение. В Каноне Амазонок этот знак имел еще одно толкование. Белая волна могла предупреждать о ситуации, в которой неуверенность и страх могут сыграть роковую роль. Тем более что сразу за пальцем был нарисован красный, широко раскрытый глаз с короткими ресницами. Летта помнила, что знак этот означал встречу с колдовством. Колдовством злым и изощренным.

Каждая амазонка в обязательном порядке изучала простые магические заклинания и знаки с раннего детства. «Слова и символы», — как говорила Врана, которая преподавала магию девочкам, готовящимся к Совершеннолетию. Сама Врана знала и умела многое, но обычные Девви владели лишь ограниченным набором манипуляций, позволяющим противостоять первобытной магии диких племен да безыскусным поползновениям деревенских колдунов и колдуний.

Выбирая путь, Летта опустилась на колени. Карта, лежащая перед ней, излучала бледный мерцающий ореол, присущий всем достаточно древним вещам. Закрыв глаза, юная Девви потянулась основанием позвоночника к земле, а макушкой к мутному небу Великих Древних Гор. Сквозь закрытые веки она видела развилку и три ущелья, сходящиеся к ней отпечатком лапы гигантского орла.

В среднем гнездилась мрачная черная нежить и молчаливой громадой нависала необходимость рубить, колоть и убивать, убивать… Еще год назад Летта выбрала бы этот путь. Умение сражаться было второй натурой племени Девви, и Летта отличалась от своих подруг лишь более изощренной техникой боя и любовью к долгой, изматывающей игре с противником, когда удовольствие доставляет не попадание, а удачная защита и преждевременная смерть врага вызывает не столько радость, сколько досаду.