Четвертый венец

- При чем здесь, черт подери, мотоциклетный шлем? - сказал Вадим. Кто прячет шлем в ольховый куст. Зачем шлем без мотоцикла? Сумасшедший, конечно. У него, видно, повсюду вокруг избушки захоронки.

- Не вижу в мотоциклетном шлеме состава сумасшествия, - сказал я.

На следующий день мы уехали, и перед отъездом, разбирая продукты, наткнулся я на лишнюю пачку макарон. Хотел было отнести ее Женьке, да ведь и в Кондопоге были друзья, которым лишняя пачка макарон никак не повредит.

По дороге мы все с Вадимоы спорили, есть состав сумасшествия или нет.

- Не вижу такого состава, - рассказывал я друзьям в Кондопоге, которым пачка макарон и вправду не повредила. - Помоему, он не сумасшедший, а просто неприспособленный к жизни человек, наивный романтик и доходяга.

- Это ты наивный романтик и доходяга, - сказали мне друзья из Кондопоги. - Какого размера сруб?

- Три на четыре.

- Это вовсе не охотничья избушка. Он рубит баню.

- Какую то есть баню?

- Обыкновенную. Рубит он рядом с дорогой. Верно? Бревна толком не подгоняет. А как только срубит да выпадет снег, пригонит машину из Медвежьегорска, вывезет баньку и продаст. Вот и все дела. Так многие делают. А сумасшествие - для отвода глаз.

Меня поразила эта неожиданная логика, выгнала сомнение и жалость. Печальный образ сумасшедшег. о в шапке с помпоном посреди кривого сруба под снегом и дождем поблек и пропал. Рубит баньку на продажу. Нет, куда ближе и понятней человек, который рубит избушку, чтоб обогреться, вериувшись с охоты, чтоб хлебы пеклись и огонечек светил.

В Москве среди разных суетливых городских дел я вдруг вспоминал порою Женьку.

Я видел, как стоит он в шапке с помпоном, как засыпает снегом его сруб, и гадал, сколько еще венцов успел оя срубить. Опять объявлялась в душе бессильная тревога.

- Да ведь он рубит баньку, - успокаивал себя я. - Наверно, уже вывез и продал.

Потом я узнал, мне рассказали, что Женька так и остановился на четвертом венце. Четвертый венец оказался его пределом. Пятого он не начинал.

Выпал снег. Настали холода, а у него все четвертый венец, постель из рваных одеял и кусков толя.

Снега заваливали берега озера. В рваном свитере и в шапке с помпоном Женька бродил по дороге, просил соли и спичек.

Глубокой зимой приехала милиция в полном уже составе, и Женьку куда-то отвезли.

Сруб в четыре венца простоял до весны, а весною на плоты растащили его туристы.