Четвертый звонок

— Кааак?! — вскакиваю я в ужасе и бегу обратно.

Пепси-кола уже выпита. Любители пепси возбуждены, радостны, раскраснелись, поют…

— Ну ладно-ладно! — говорю им обиженно. — Ладно! Чтоб знали! Готовьтесь! Я устрою вам «зеленый» спектакль! Прямо в самом начале. Выкручивайтесь потом.

Наконец, приехав, даем «Естественную убыль» по Льву Новогрудскому. А пока я копила яд, угрожала им, ну, вы у меня посмеетесь, вы у меня ого, как посмеетесь!

Правда, получилось не совсем так. Даже наоборот…

В спектакле есть сцена, где директор Людмила Александровна (ее играла я) входит в подсобное помещение и обнаруживает там весь коллектив магазина за традиционным занятием. А грузчика магазина играл зачинщик распития пепси-колы, сам Зигмунд, наш режиссер. И вот он стоит хмельной и с бутылкой водки в руке. Реплика Людмилы Александровны «Это что такое?!» относится ко всем, но Зигмунд в этот раз становится так, что перекрывает всех остальных участников, и, хочу я этого или нет, приходится задавать вопрос ему:

— Это что такое?!

И этот плут, этот изобретательный проходимец весело и пьяно отвечает, поднимая свою бутылку повыше, на уровень моих глаз:

— Это?! Пепси-кола!

За спиной Зигмунда сдавленный смех. Я растеряна, но держусь. И, простите меня, Новогрудский Лев Соломонович, несу отсебятину:

— Дайте попробовать?!

Зигмунд кивает головой, игриво оборачивается ко всем и отвечает:

— Вам, Людмила Александровна, нельзяааааааа…

— Почему?

Хор, которым дирижирует Зигмунд, дружно реагирует:

— Она просроченная!!!

Прекрасный у нас был вахтер в театре «Синтез» Филипп Семенович. Он нас встречал у входа, провожал, иногда заглядывал на репетиции, сидел в зале. Иногда вламывался прямо на сцену во время действия со словами: «Зимэ! Так это… Шо я хотел сказать…»

Зигмунд вызывал нас на репетиции по группам, по сценам, понятно ведь. И вот он назначил вечернюю репетицию «Мнимого больного» для меня, служанки Туанеты, для Аргана и для семейства Диафуарус, двух парней-музыкантов, которым сразу после репетиции надо было уезжать на какую-то халтуру в дальнее заснеженное горное село.

Декабрь, холодно, темно. Я, подрабатывая где только можно, весь день бегала по городу и музеям с группой британцев, потом примчалась домой, уговорила ребенка поесть, уложила его спать, оставила дедушку дежурить и побежала на репетицию. Закрыто. Заперто изнутри. Мобильных телефонов тогда не было. Да и кому звонить — телефон только на вахте, которая видна через стеклянную дверь, но пуста. Я тарабаню в двери, потом в те окна, к которым могу дотянуться, опять в двери, обегаю здание, стучу в двери черного хода. Нет ответа. Тишина. И ведь я понимаю, что сейчас в зале все сидят, и ждут меня, и поглядывают на часы, и закатывают глаза, и мотают головами. Чувствую, что особенно клянут меня музыканты, что нервно ходит туда-сюда, как хищник по клетке, язвенник Зигмунд, держась за живот… А я тут, в темноте, у входных дверей с надписью «Добро пожаловать», на холоде, уже замерзли пальцы ног и рук, уже не чувствую носа, ушей… Уже все…

Наконец откуда-то медленно, сонно выплывает Филипп Семенович, сыто вытирает рот салфеткой, я колочу в двери так, что вот-вот стекло треснет.

— Чтэээ? Чтээээ? Чтэ ты стучишь? Она стучит… Что ты так грохотаешь, девочкэ? Что такоэ?

Я врываюсь и ору:

— Вы!.. Вам!.. Я — там… Сорок минут!.. А вы!.. Без меня!.. Там репетиция… не начинается!.. А вы!.. Ушли куда-то!.. Да я завтра!.. Да вы у меня!.. Я вам!..

И, видя его ухмыляющуюся сытую физиономию, машу безнадежно рукой и убегаю в гримерку переодеваться.

В это время в холл на крики выбегает Зигмунд:

— Что такое, Филипп Семенович?! Что за скандал?! Что за шум?!

Филипп Семенович разводит руками, театрально кланяется и по-лакейски докладывает:

— Э! Ваш народный артисткэ наконец-то прибыли.

Репетиция мюзикла «Бременские музыканты» в детском театре «Трудный возраст».

Вижу, что пришли не все.

— Где, — спрашиваю, — осел, петух, собака, кот?! Куда они делись?

— На примерке, — отвечают мне.

Пока я что-то объясняю Королю и его охране, пока Принцесса и Трубадур распеваются у рояля, чувствую, что за моей спиной появилась и стала топтаться какая-то группа участников. Двигаются синхронно со мной. Прогоняем отрывок «Король — охрана». Заводимся, останавливаемся, повторяем. Подозрительная группа за спиной не отстает.

— Да в чем дело?! — не выдерживаю. — Почему вы тут? Что вы хотите?

Красивенькая Настя, которая играет кота, жалостливым нежным голоском:

— Мы — животные… Мы пришлииии…

Недавно в городе ко мне подошло хулиганье в количестве шести или семи единиц. Я напряглась, ускорила шаг и попыталась независимо пройти мимо.

Хулиганье вдруг резко перекрыло мне дорогу, но, стараясь быть вежливым, спросило: — А можна до вас записаться?

— Куда? — спросила я в свою очередь.

— Ну туда, где детям помогают.

У меня потеплело на душе, глаза увлажнились. Потому что хулиганье не просилось быть артистами, выступать, а хотело записаться в мой театр-клуб «Трудный возраст», чтобы помогать детям. Я строго сказала:

— Ну что ж, хулиганье, приходите.