Четвёртая четверть

— Тайна следствия, извини. Не имею права распространяться. Но мать-то всё знает. В начале четверти, когда ты уехал, Андрей попросил меня помочь в расследовании. Она тебе расскажет, пока я моюсь. Дело-то громкое было. По телику передавали сюжеты, газеты писали. Наверное, опять напишут, когда преступники сдадутся.

— Да, Русик, иди-ка прими ванну. А Олежа — после тебя. Ему тоже освежиться надо. Перелёт длинный, нервотрёпка на таможне. К тому же, он выпил. А ты не голодный, сынок? Я тебе, после ванны, салатика «Оливье» положу.

Тут я вспомнил, что после корюшки в Строгино ничего не брал в рот. Впрочем, и сейчас особенно не тянуло. Когда мать ушла в ванную и пустила воду, я выпил подряд две кружки настойки чайного гриба. Олег всё это время внимательно на меня смотрел. Потом протянул руку и поднял мою голову за подбородок.

— Колись, откуда царапины? Не совсем свежие, но и не давнишние. Даю слово, что Татьяне не скажу. Пока она не вернулась, признавайся.

— Это я попал под поезд метро. Ребята с бензоколонки на Осташковской меня приговорили…

Олег разинул рот, и его усы обвисли. А в глазу даже лопнула жилка. Мирный человек, доктор экономических наук. Не ему про такие кошмарики слушать. Но ведь сам набился — пускай терпит.

— Дальше, — шёпотом потребовал Олег.

— Мальчишка им конкуренцию составил — тоже драил машины, совал шланги в бензобаки. Ведь в одном доме жили, друзьями считались. Но нет, не захотели с ним выручку делить. Ребята уже воровали, особенно их лидер. А парень про это узнал, пообещал разоблачить. Они на него напали, облили бензином и подожгли…

— Насмерть? — Олег даже закашлялся.

— Не спасли, к сожалению. И ничего этим уродам не грозило, потому что не было четырнадцати лет. Разве что специнтернат для главаря. А как первоначальный капитал сколачивать, так они большие, далеко глядят.

— Неужели вот так, сразу, взяли и сожгли? И ты с ними сцепился…

— Врать не буду, его предупреждали. Первый раз — на словах. Потом сильно побили. Ну, а на третий раз бензином из бутылок обрызгали и бросили спичку. Так, представь себе, она в полёте погасла! А в зажигалке, смеяться будешь, газ кончился. Так нет, специально сбегали и купили в киоске новую.

— Да над чем же тут смеяться-то? — У Олега даже американский загар куда-то пропал. Он сидел бледный, как стена, и неподвижно смотрел на меня. — После таких аутодафе* жить не хочется на свете.

— Они, суки, разбежались тогда, а потом всё отрицали. Якобы пацан по дурости себя запалил. Андрей меня к ним внедрил, и я записал разговоры. Это ещё осенью было, в прошлом году. Пахана их закрыли в интернат, а младшие, оказалось, на Пресне пасутся. В метро их увидел, но особо не испугался. Понятно, что там жечь не станут. Андрей передал, что меня приговорили — чтобы осторожнее был. Ведь на «ять» против них сработали. А законы наши милосердные всех посадить не дали. Но полгода уже прошло, и я расслабился.

— Они тебя с платформы столкнули? — У Олега дрожали и руки, и губы, и усы. Я даже не знал, что он так за меня переживает.

— Ага. Подходит поезд, в сторону «Баррикадной», и тут меня в спину толкают, со всей силы. А состав-то уже рядом. На перроне люди заорали, как резаные, потому что машинисту уже ничего не сделать. Те, кто толкнул, сразу смылись, затерялись в толпе. Думали, что мне кранты. А я знал, как себя вести в таких случаях. Сама Александра Антропова инструктировала. Однажды ночью мы спустились в метро — по предварительной договорённости. И я тренировался падать в выемку между рельсами…

— Вот и оставь вас одних! — Олег вскочил с табуретки, распахнул створку окна. В кухне тут же запахло дождиком и свежей травой. А когда мы ехали, была ещё сухо. — Что дальше-то произошло?

— Тут главное — на контактный рельс не наступить, а ведь очень хочется. Наступишь — сгоришь в головешку. Мне с платформы начали руки тянуть. Но хвататься за них нельзя, Александра Сергеевна говорила. Это отнимает драгоценные секунды. Ладно, я в лёгкой кожаной куртке был. Грохнулся в выемку, и поезд надо мной прошёл. Не зацепил, ничего…

— Да неужели?! — Олегу показалось, что я малость приврал. — И ты только лоб поцарапал? Никаких других травм нет? И психозов тоже?

— Говорю — одежду не зацепило. Я на несколько секунд сознание потерял, когда был под поездом. А то рехнулся бы, наверное. Увидел момент своего рождения. Это мне потом Андрей объяснил. Я ору на руках у тётки в очках; она ещё в маске и в резиновых перчатках. Меня над головой поднимает и всем показывает. Но голосов никаких не слышно — всё будто в вату уходит. Только рот открываю и ногами дрыгаю, сам весь в крови. А дальше — вдруг вопли на платформе. Оказывается, электричество уже отключили. Дежурная бежит, мент из пикета. Потом врачи прикатили и под землю спустились. А я встал и побежал к часам. Меня на платформу тащили человек десять, а остальные вокруг толпились…