Четвёртая вершина

Весна начиналась вроде бы хорошо. Судя по контрольным показателям, был готов к установлению рекорда, но все пошло прахом уже в первых международных состязаниях. Вновь предательски заболела нога. Проиграл и матч с командой ФРГ, и международные состязания в Италии. Приближалось первенство СССР, но мне уже было не до выигрыша. Травма — вот что занимало все внимание. Тренироваться регулярно не мог. И как следствие этого — очередное поражение на чемпионате страны. В пятой попытке меня обошел Михаил Барибан, прыгнувший на 16,79. Мой результат был на 4 см меньше, и у меня, как и в Мехико, оставалась одна попытка. Но тогда была олимпиада! А здесь я в последнюю секунду решил не рисковать и просто пробежал по сектору. Ногу сохранил, но она по-прежнему болела. Тренировки «не шли», нервничали и тренеры, и я. До Олимпиады оставалось чуть больше месяца... Было отчего прийти в уныние. В который уже раз я возвращался с тренировки раньше времени: опять не мог прыгать. Входил в комнату, бросал на стул свое нехитрое спортивное снаряжение и уже привычным движением снова начинал массировать покрасневшую от бесконечных растирок ногу. Стопа болела, ныла на одной нестерпимо тоскливой ноте.

Жил я на сборах в Подольске с прыгуном в длину Леонидом Борковским. Леня — человек веселый, не унывающий, всегда старался подбодрить меня шуткой или добрым словом. Видел, как мучаюсь, и старался помочь, как мог. В этот день он решил прибегнуть к испытанному средству борьбы с тоской. Потянулся за своей гитарой, непременной спутницей во всех сборах и поездках, и нарочито громко объявил:

— По заявке олимпийского чемпиона, заслуженного мастера спорта СССР Виктора Санеева незаслуженный артист Леонид Борковский исполнит свою песню «Запасная нога».

— Тройной — не шутка. Три прыжка лихих,
Где каждый — голову сломает.
Скакнешь на левой — пятка отлетит,
На правой — уши отлетают!
Ну, уши что! А мне б найти ногу.
Моя уже давно болит во всех суставах.
Найти б такую, как у кенгуру,
Я б чемпионом стал в закрытых залах.
Разнесся слух, что мне нашли ногу
С железною стопой и медной пяткой,
Латунные мениски, не солгу,
И на бедре — с легированной латкой!..

Песню эту я слышал уже не раз, да и написана она была специально для нас, прыгунов тройным. Несмотря на поэтические огрехи, она нам нравилась, а сейчас подходила как нельзя лучше. Леонид пел, я все думал: что делать, неужели проклятая нога не даст выступить на Олимпиаде, до которой — рукой подать? И тут пришло решение. Нужно ехать домой, к маме, к морю, к горам. Если и они не помогут, тогда конец.

...Ведь прыгали мы раньше по бетону,
А на тартане дальше улетим.
Мы сцепим зубы. Через боль и стоны
Себе рекорд заветный возвратим!

Прозвучал аккорд, венчавший песню. «Спасибо, Леня, — сказал я.— А теперь — в аэропорт. Передай Витольду Анатольевичу: если все будет в порядке, приеду за два дня до поездки в ФРГ на предолимпийскую неделю. Если не приеду, значит, прощай Олимпиада».

Теперь я и сам не могу сказать точно, что мне помогло больше: то ли мамина чудодейственная мазь, которой я послушно натирал ногу утром и вечером, то ли полный отдых, то ли травма в самом деле зажила? Но уже через десяток дней, проведенных в Сухуми, я почувствовал себя в полном порядке. Конечно, нога еще чуть-чуть побаливала, но к такой боли я уже привык, и меня она не беспокоила. Вернулся в Москву и на вопрос Витольда Анатольевича о самочувствии ответил, что меня, как Антея, вылечила своими соками родная сухумская земля!

Поддерживая шутливый тон и радуясь моему хорошему настроению, Креер сказал, что не худо было бы выступить на предолимпийском состязании в ФРГ и дать соперникам «острастку», показать, с кем им придется иметь дело на Олимпиаде. Так и сделали.

Уже на разминке появилось такое ощущение, что я все могу. Могу побить даже мировой рекорд. Да вот беда: от планки до ямы всего 11 м и в первой попытке после «скачка» и «шага» я очутился в песке! Организаторы состязаний спешно прикрыли часть песка досками и резиной, но опора эта получилась ненадежная. Что делать, пришлось смириться. Правда, даже в таких условиях мне удалось пять раз прыгнуть за 17 м, а в лучшем прыжке улететь на 17,25. Видимо, ощущение меня не подвело и, если бы не непредвиденная неприятность с разбегом, я, в самом деле, мог установить мировой рекорд. Эта предолимпийская репетиция, конечно, больше всех была нужна мне самому. Теперь я знал: могу сражаться только за победу.