Четвёртый ингредиент (CИ)

       Английский физик Роберт Бойль заменил ветку ивы индийской тыквой. Получил прекрасный плод. Но на этом опыт не закончился. Тыква подверглась сухой перегонке. Ее просто выпарили в закрытом сосуде без воды. Тут-то и обнаружилось. Вместо водяного пара образовались: соль (минеральные вещества), спирт, масло и «земля». Сегодня трудно установить, что в то время понималось под «землей». Ясно лишь одно: произвести все эти продукты из чистой воды не возможно.

      Но Бойль, свято веривший в «эксперимент», а не «формальным домыслам» заявил: «Раз тыква питалась водой, значит, все произошло из воды посредством растения».

     Минуло еще одно столетие. А «водная теория питания растений» не думала  сдавать своих позиций. Французский химик Дюгамель в 1748 году обнародовал результаты восьмилетних опытов, которые также «блестяще подтверждали» правоту Ван Гельмонта. Он вырастил дуб. Деревце получилось хиленькое, мало напоминавшее своих собратьев, пустивших корни в плодородную землю. Но Дюгамеля волновали «принципиальные» вопросы, а не какие-то там «догадки».

      Понятно, находились и «фрондеры», полагавшие, что влага не такой уж и калорийный продукт. Но бдительная цензура, во главе с профессором Берлинского университета Иллером, пресекала крамолу в зародыше. «Питательными веществами для растений, - категорически заявляли они, - служат вода и солнечный свет!»

      Только не подумайте, будто ученые мужи открыли фотосинтез или догадались о роли тепла и света в жизни трав и деревьев. У них, растения «съедали» без разбора и воду, и «бестелесные солнечные лучи».

       Даже издатель, некий Гюнтер Герхард, заглянув в труд Иллера, пришел в ужас. «Уважаемый, господин профессор! – писал он. – Я содержу небольшую типографию и не разбираюсь в вопросах химии и земледелия. Спешу заверить Вас, для меня высокая честь печатать книгу такого замечательного ученого. Но детство я провел в деревне. И тамошние фермеры, пребывая в невежестве, утверждали, будто хлеба родятся на полях тем лучше, чем жирнее почва. К тому же, совсем недавно, мне довелось познакомиться с сочинениями достопочтенного мистера Вудворта, полагающего, что растения питаются землею».

      Надо ли говорить, Иллер с возмущением швырнул письмо издателя в камин. Ему ли было не знать о возмутительных сочинениях «нечестивца». Вот как далеко зашла «ересь»! Ненависть к Джону Вудворту испытывал не один берлинский профессор.

     В конце семнадцатого века этот английский агроном поддался всеобщему увлечению «брюссельским опытом». Он и не думал оспаривать авторитет Ван Гельмонта. Всего-то решил повторить знаменитый эксперимент.

       Из растений выбрал мяту. Растет быстро, да, и хлопот мало.

      «Три куста зеленой приправы были высажены в кастрюли, - записал он в дневнике. – В первой находилась дождевая вода, во второй – вода из водопровода, что работает в Гайд-Парке. Третий же куст я доверил земле».

       И что же? Мята, получавшая питание из почвы, оказалась самой упитанной. Куст на дождевой воде едва прибавил в весе. Правда, и жидкость, заимствованная из водопровода, обладала поразительным плодородием. Вверенное ей растение уступало лишь тому, что росло в земле. Как известно Лондон той поры не блистал чистотой. А санитарной инспекции, которую, наверняка, заинтересовало подобное открытие, еще не существовало.

      Так или иначе, а «теория водного питания растений» перестала быть символом веры. Нашлись люди, критически взглянувшие на эксперимент.

 И тут же выяснилось: Ван Гельмонт пренебрег двумя унциями почвы, коей не доставало к концу опыта. Что и говорить, ничтожное количество.

      «А  какова калорийность сей субтильной субстанции? – спрашивал оппонентов  французский физик Мариотт.- Быть может в ней куда более питательных веществ, чем в той массе продуктов, которую человек поглощает за свою жизнь.

      Вдобавок, оказалось, что ни Ван Гельмонт, ни Бойль не брали в расчет воздух.  Воздух, который, как установил «отец анатомии растений» Мальпиги, в союзе с почвой «кормит» растения.

       Но приверженцы «водяной теории» не уступали. Уже в 1800 году, когда для многих ее несостоятельность стала очевидной, Берлинская академия  вручила некому Шрадеру премию за работу, повторявшую постулаты голландца.

        Многие «светила» почтенного заведения все еще чурались идей Палисси, Вудворта, Мариотта. Возможно, ученые мужи, даже не слыхивали о них, но, скорее всего, просто не желали знать. Наступало новое время. Время академических «войн».

         Понятно, в дискуссиях лилась не кровь, а чернила. Обменивались не выстрелами, а словами.  Но ожесточению научных споров, могли позавидовать и знаменитые полководцы. Недаром, сам Наполеон стал непременным участником заседаний Парижского «Института».

       Кто знает, может аргументы и контраргументы интеллектуалов, их изощренные «courbette» и «balansier», «pas de deux» и «pas de trie» мысли, простые «flic-flac» логики легли в основу стратегий и тактик, разработанных великим человеком? Помогли ему одержать столько невероятных побед на полях сражений.