Четвёртый поросёнок

— Нет, мачеха дала поносить, пока не вырасту… только в этот момент до Федьки дошло, что, поскольку остальные дружно повернулись лицами к нему, значит заднее для них направление должен наблюдать именно он. А там, на дальнем конце прогалины, шевельнулись кусты. Движение это произошло высоко, и обширно — то есть, зверь сюда ломится немаленький.

Тревожно махнул рукой, указывая на опасность, и… Фагор как-то очень знакомо прижался к ногам:

— Кажется, слоносвин.

— Ни хрена тебе не кажется, землянин! Он самый и есть. Жёлуди на дубах поспели, — группа дружно ушла вправо в кусты, на ходу меняя заряды в стволах. Федька тоже сменил магазин, не забыв и патрон в стволе — вместо мягких тупоносых он приготовился к стрельбе бронебойными.

Увы, мирно разойтись не вышло — уж очень хороший нюх оказался у зверя. И настроение далёкое от дружелюбного. Да и не удивительно. Если Фёдор правильно помнил, ещё Ёжик ему говорил, что эта тварь — единственная на Прерии, которая нападает всегда.

Вывалившееся из зарослей чудовище пошло в атаку, набирая разгон, а деревьев, способных удержать напор подобной туши, близко не оказалось.

Как поступили бы правильные земные дети? Разумеется, разбежались в разные стороны в расчёте на то, что хотя бы части из них удастся спастись. Эти же аборигены готовились к стрельбе, устраивая стволы своих ружей в развилки деревьев и согласовывая, кто вслед за кем и куда станет целить. Федька поступил так же. У него самая большая дистанция уверенного поражения, ему и начинать.

— Ду-дук, ду-дук, ду-дук, — начал он примерно с сотни метров, теми самыми двойками, при которых вторую пулю уводит ещё не слишком далеко, и метя в правый глаз. Старался давить на спуск плавно, только завершив прицеливание. Не зря старался — скотина рухнула ещё до того, как по ней открыли огонь остальные. Вот и всё. Надо собрать гильзы. Они тут не мусор, а будущие патроны. Их предстоит перезарядить.

Когда вырезали из туши печень и разделили на всех ещё теплые куски, никто даже слова не молвил — кажется, парни только что на полном серьёзе приготовились достойно по-мужски принять смерть, и еще не до конца осознали избавление от нее. Первым пришёл в себя Фитиль — взглянув на вымазанное свежей кровью лицо виновника спонтанной трапезы, без явного удовольствия жующего самый большой — почётный — ломоть. Он, усмехнувшись, произнёс:

— Жила-была на свете матушка свинья, и было у неё четыре сына, четыре розовых весёлых поросёнка. Четвёртого звали Нах-Нах. Такого, как он, проказника, свет не видел — все звери в лесу страдали от его шуточек. Даже волки обходили этого шалуна стороной.

«Блин! — подумал Федька, — опять догнало меня местное погоняло. Или Нинка проговорилась, а парни ей не поверили? И только сейчас вспомнили».

Прогулку прекратили по техническим причинам — надо было тупо тащить в школу мясо.

* * *

Что-то неуловимо изменилось в отношениях Федьки с одноклассниками — они стали как-то теплее. Чаще подсказывали, подсунули растрёпанную брошюрку по началам химии, дали ссылки на материалы по алгебре. Если случалось оцарапаться — пластырь отыскивался мгновенно. Чуть погодя сообразил, что аптечка в кармане — это тут в порядке вещей. Как и причиндалы для чистки оружия. В час самоподготовки — один единственный за целую неделю — удавалось не только подогнать то, что «зевнул» на уроках, но и с папой поговорить по визорам.

Товарищи же помогли перелить горючку из канистр в заметно освободившиеся баки бронетранспортёра — гоняли машину по школьным делам, причём без спросу. Вообще-то для чего-нибудь интересного можно было урвать часок-другой после отбоя, но сил для этого просто не оставалось — спал, как убитый. Подставили Федьку девочки. В бане они мылись раньше мальчишек, которые почему-то несколько задержались сегодня, отчего прибыл он к дверям мойни первым, причём, в одиночестве.

Как раз несколько одноклассниц с обкрученными полотенцами головами покинули помещение и мило, словно по одному шаблону, улыбнувшись ему, прощебетали:

— Ну чего сидишь? Нет там больше никого. Иди, плещись!

Он и пошел, автоматически отметив пустой предбанник и отсутствие одежды на крючках. А вот, когда вошёл в мыльню, понял, что его подкололи. Мелкая как раз отполоскала волосы и откинув их назад, уставилась на него с немалым удивлением. Он тоже оторопел настолько, что не заметил летящий в голову ковшик. Впрочем, до соприкосновения черпачка с виском дело не дошло — девочка остановила удар.

— И как я тебе? — спросила застенчиво, даже не пытаясь прикрыться руками.

Пришлось заинтересованно осмотреть её с ног до головы и выразиться одобрительно, пламенея при этом ушами:

— Очень красиво. А почему ты меня ковшом не отоварила?

— Мы же сговоренные, — и взглянула озорно. — По нашим традициям это почти супруги.

— Почти, это насколько?

— Считается, что ничто между нами не грех. То есть, я должна принять от тебя, всё, что ты пожелаешь. Или сговору конец.

— Это, как тыкву послать, только от парня к девушке? Ну, если я тебя хватану по-хамски, так, что нельзя стерпеть.