Четвёртый Рим

— Зачем-м? — от удивления озвончая согласные, она всё- таки улыбается и я вижу слабые искорки веселья в ее глазах. Микаэла и вправду выглядит усталой, ее тёмные волосы взъерошены, губы — пересохли и растрескались. Что-то случилось. Её что-то сильно расстроило — она то ли плакала, то ли нервничала. Нужно быть аккуратной. Очень аккуратной с ней сейчас.

— Так было принято. Но толку было ноль. Так и ходила жертвой учёбы всю школу и студенчество. Выспалась, наверное, впервые, как диплом получила.

— А, знаю, знаю. Ты — задрот! — бесцеремонно объявляет она, и я смеюсь вместе с ней. Я не делаю ей замечаний из-за кажущейся грубости. Несмотря на то, что с отцом они общаются на родном языке, больше времени она проводит со сверстниками-итальянцами и уже успела потерять чутьё на истинную окраску слов. Я заметила это совсем недавно, когда с присущей ей эмоциональностью, она восторженно рассказывала о новой подруге: «Дура! Такая дура, ужас! Но я ее все равно люблю!»

— Ты покрасила волосы. Тебе очень идёт, — пытаюсь сделать ей комплимент, отмечая, что от естественного шоколадно-каштанового оттенка, как у Ромки, она перешла в сочный брюнет, и это делает ее внешность более выразительной и контрастной.

С годами Мика становится все меньше на меня похожа — и лицом, и фигурой. Худощавая, гибкая, словно вытянутая вверх, она выглядит как модель или спортсменка, в отличие от меня, к шестнадцати годам пересидевшей на всех диетах, и с пятого класса прятавшей грудь за объёмными свитерами, чтобы меня не лапали мальчишки или маньяковатый физрук. В ее возрасте я бы никогда не смогла надеть джинсовый комбинезон и топ на голое тело — не позволяли ни мои формы, ни приличное воспитание родителей. А вот на Мике эта одежда смотрится уместно и не слишком откровенно — только подчёркивает ее подростковую андрогинную хрупкость, которой я восхищалась в других девочках, а теперь вижу в собственной дочери.

— Да и вообще, ты у меня очень красивая, — добавляю я, на что она выразительно закатывает глаза под лоб.

— Вот только не надо, не начинай! По-твоему, если я пожаловалась на прыщ, значит, это обязательно комплексы и меня надо успокаивать, как я выгляжу!

— Ты запрещаешь мне делать тебе комплименты?

— Нет! Не запрещаю! Но они мне не нужны!

— А почему? Не самая плохая мире вещь, вообще-то, — за мнимой беспечностью я прячу интерес, связанный с причинами её раздражённости.

— Потому что! Если все решили, что я девочка, значит, мне это надо! О, Мика, ты такая красивая, Мика, накрась лицо- надень платье! Я же знаю, как в вашей сексистской стране рассуждают! И не собираюсь этого делать, ясно?

Отлично, «в вашей стране». Кажется, кого-то из нас не слишком радует скорая поездка домой, в «нашу сексистскую страну».

— Мика, ты нервничаешь из-за перелёта? Ты не хочешь ко мне в гости?

В ответ она только напряжённо смотрит в экран и молчит. Поэтому говорить приходится снова мне.

— Мы… Ты же знаешь, я пока не могу приехать к тебе, — стараюсь аккуратно обходить тему моей возможной поездки в Рим, на чем она давно настраивает, а я протестую до последнего. — Если что-то не так, давай обсудим. Мы что-то придумаем, обещаю. Если хочешь, то просто уедем куда-нибудь вдвоём и ты не будешь ни с кем общаться. Никто не скажет тебе, что ты должна делать и какой быть. Не знаю, кто бы это мог быть из наших знакомых, но… мы все равно подстрахуемся.

— Нет. Я не из-за этого. Просто… У меня тут проблемы, Дженья. В личной жизни. Ну, ты понимаешь. Неохота никуда уезжать, пока у тебя проблемы в личной жизни.

От удивления стараюсь не выдать себя ни мимикой, ни неосторожно брошенным словом. В личной жизни? Вот как… Микаэла никогда не называла свои отношения с друзьями «личной жизнью», а вот теперь…

Тут же вспоминаю недавние слова Инги — ты думаешь, в свои шестнадцать она только об учебе и думает? Проснись, Женька! Если ты была заучкой, так просто вспомни — она вылитая дочь своего папаши! Не все такие, как ты!

Да, не все такие как я. Задроты. Вот и Мика так говорит. А я совсем ничего не знаю о ее жизни. И до последнего наивно полагаю, что она совсем ещё ребенок, и что, обмениваясь лайками и дружескими комментариями с ее приятелями в соцсетях, я в курсе всех ее взаимоотношений.

— Что, и не спросишь «какие проблемы»? — от хаотичных мыслей меня отвлекает ее голос.

— Я… Я бы хотела. Но, боюсь, это будет слишком откровенно. Ты подумаешь, что я лезу в твои дела без спроса и разозлишься.

— Нет, это какая-то жопа! — не сдержавшись, выкрикивает она и в сердцах хлопает ладонью по клавиатуре, от чего нас чуть не разъединяет. — Мать-психолог — горе в семье! — говорит она так искренне явно откуда-то подслушанную фразу, что я бы рассмеялась, если бы не беспокойство. — Может, я и хочу, чтобы ты ко мне, наконец, полезла, расспросила, сунула нос, наругалась со всеми и со мной!