Четвёртый Рим

Видео-звонок он принимает только с четвёртого раза — и то, только потому, что здесь есть картинка. Ромка не любит читать сообщения, не терпит обычные звонки. Он живет и чувствует глазами, визуально, поэтому, подозреваю, не отшил в очередной раз меня только потому, что я хочу с ним пообщаться через видео. Всех моих смс и сообщений в мессенджерах он мог и не читать.

Так оно и выходит — когда нас соединяет и картинка на экране из пикселей превращается по во вполне отчётливый образ, первое, что я слышу, это:

— Что надо?

Отлично. Я всё-таки дозвонилась. И он всё-таки говорит со мной, не смотря на не самое доброжелательное приветствие.

— Доброй ночи, — говорю, отставляя стакан с вином подальше, чтобы он не мог его увидеть. Мне совсем не надо, чтобы он знал, как я волновалась, прежде, чем позвонить. Пусть думает, что это рядовой случай для меня. Пусть я сама так думаю.

— Доброй… — сквозь зубы цедит Ромка. — Ты что, поздороваться захотела? Если так — то всё, отбой.

Двух секунд мне хватает, чтобы понять, где он находится и почему такой злой.

Он в мастерской — эту я ещё не знаю, видимо, недавно он нашёл новое помещение. За его спиной вижу большие арочные окна, которые днём дают много света, «А свет — это главное, Женька. Не учтёшь угол падения — и всё. Объём, пропорции, постановка — все будет похерено!» Ромка столько раз говорил мне эту фразу, что даже спустя годы она звучит в голове всякий раз, когда я вижу помещения с интересным освещением, легкие и заполненные солнцем.

Сейчас, правда, в его окнах, как и в моих — ночь, но в отличие от моей комнаты, подсвеченной только небольшим торшером, у него включены все лампы, а значит — он работает.

Я вижу это ещё и по следам белой пыли на его руках, по бандане, которой перехвачен лоб, чтобы на глаза не падали волосы, по тому, что одет он в старую майку, поверх которой надет холщовый фартук, который узнаю сразу, пусть и не вижу его полностью — и не могу сдержать улыбку. Когда-то я сама придумала эту модель и подарила ему на день рождения, жутко волнуясь, как он воспримет всё это. Ему всегда было сложно дарить подарки — казалось, у него все есть.

Но тогда я угадала — много раз наблюдая, как Ромка работает, отвлекаясь на то, чтобы дотянуться до какого-то инструмента, я решила, что этому можно помочь. С девчонками из трудового факультета (никто из них, конечно не думал становиться учителем труда, а метил в знаменитые дизайнеры) мы придумали и пошили нечто новое, модель нашей собственной конструкции, которая позволяла держать все необходимое под рукой — вернее, идею подала я, а начертили выкройку и пошили они. Для этого от меня требовалось много информации, которую я добывала всеми возможными и невозможными способами.

Тайком, чтобы он ни о чем не догадался, я подсчитывала и замеряла все его стеки, ножи и сверла, а потом мы с подружками придумывали, как бы это все лучше расположить, чтобы было и красиво, и удобно. Мне лично пришлось отдать на вставки для нашего шедевра пару любимых джинсов и одну холщовую сумку, тоже любимую, между прочим.

Особенным шиком нашей модели были два специальных кармана: один для плеера — Ромка всегда работал с музыкой, и часто слушал ее в наушниках, если я училась рядом, а второй — для небольшой бутылки с водой. Я уже смирилась с тем, что он ничего не ест, когда увлечён работой, но пить ему было необходимо.

Для того, чтобы фартук сел идеально, мне нужен был его точный рост, расстояние от плеча до пояса, охват груди и бедер. И однажды он проснулся в тот момент, когда, застыв над ним с сантиметром в руках, я производила замеры при свете луны и настольной лампы, которую отвернула к стене, чтобы не разбудить его.

— Ты че… расчленить меня собралась и прикидываешь, какие мешки брать? — пробормотал он, переворачиваясь на другой бок, рассеянно-сонным движением выбивая сантиметр у меня из рук. — Бля, Женьк… Я даже этому не удивлюсь, честно.

С тех пор плееры стали сначала маленькими цифровыми прищепками, а потом и вовсе перешли в телефоны, и карман для музыки превратился в карман для мобилки. А в кармане для воды у Ромки часто бывала небольшая баночка с вином или пивом — но за этот фартук он носил меня на руках в прямом смысле слова. Потом, когда мой подарок окончательно истрепался и карманы вытерлись, он снял с него выкройку и заказал точно такой же в каком-то очень модном ателье — и так вышло, что мечта моих девчонок сбылась. Они действительно сконструировали вещь, которую несколько раз перешивали в лучших мастерских Италии. Это стало их самым настоящим дизайнерским шедевром, несмотря на то, что они об этом так и не узнали — двое из них всё-таки остались работать в школе, а третья, забросив любимое дело, ушла в торговлю.

Всё же, несмотря ни на что, мы с Ромкой — счастливчики. Нам обоим повезло заниматься тем, что любим, а ему — ещё и добиться громкого успеха. Нет ничего обиднее в жизни, чем создать что-то стоящее, и не знать об этом, много лет считая, что ничего толком так и не сделал.

— Так чего звонишь? — его голос возвращает меня из воспоминаний в настоящее. — Что ты хотела?