Четвёртый Рим

— Да ну? — недоверчиво переспрашивает подружка Ангелы, и по её интонациям я понимаю, что она уже попалась на эту удочку. — А че с тобой?

— Да так… — за моей спиной раздаётся протяжно грустный, фирменный вздох Ореста. — Психологическое. Травма от несчастной любви. Милу Йовович знаешь?

— Пятый элемент? Конечно!

— Да, Пятый Элемент! Она там инопланетянка, Лилу. Как тебе?

— О, она секси.

— Классная, да?

— Очень!

— Так вот. Это у меня из-за неё…

Уходя их кухни со своей кастрюлькой и пригнув голову, чтобы не материться на пройдоху-Ореста, я несколько раз повторяю про себя еще одно неписаное правило этого дома: не вмешивайся в личную жизнь других, даже если тебе кажется, что это во благо.

Поэтому подружку Ангелы я спасать не спешу, тем более сама Ангела сказала этого не делать.

— Светка — взрослая девочка, — объясняет она мне, спешно натягивая майку, пока я деликатно отвожу взгляд, стоя на пороге их с Мариной комнаты. — Если она лесби, то срать ей на Ореста вместе с его импотенцией. Если нет — ну, потрахается, всех проблем.

— А как же ее ориентация? Он же просто задурит ей мозги!

— От одного раза не поломается, — смеётся Ангела. — И вообще, может, она би-шка. Чем раньше поймёт это, тем лучше.

Отлично. Значит, моя совесть может быть спокойна из-за того, что я не спасла доверчивую девушку из лап карпатского пройдохи-донжуана. Да и волнение по поводу реакции Ромки на мои признания постепенно сходит на нет — вернее, превращается в что-то другое, более острое и приятное.

Он ни разу, ни словом, ни пол-словом не напомнил мне о том, что я там спьяну нагородила. Но само его молчание и взгляд, которым он сопровождает его, выглядят более, чем красноречиво.

Я знаю, что он знает о моих подпольных фантазиях о «диком» сексе с ним. И он знает, что я знаю, что знает он.

И это безмолвие висит между нами, накаляя обстановку, но не тяжело, а как-то приятно-волнующе. Наша хрупкая дружба, не прожив и месяца, трещит по всем швам.

10

Нет, Ромка не делает попыток перешагнуть черту, которую я для него провела. Но после того разговора он как-то легко и незаметно переходит из просто «подружки» в разряд… пошлой подружки. Той, с которой с восторгом и упоением обсуждаешь самые пикантные откровенности, и не можешь остановиться.

— Женьк? — как ни в чем ни бывало, шлифуя деревянный брусок, спрашивает меня Ромка, в то время как я перечитываю список дел, которые должна буду сделать в его мастерской, пока он в отъезде.

Он уезжает ровно на неделю к родственникам своей матери, о которых мне известно лишь то, что они встречаются регулярно в день её рождения с его пяти лет — с того самого момента, как она умерла от неизвестной мне болезни. Больше о семейных Ромкиных вопросах я ничего не знаю, кроме того, что грозный Гарипов А-Вэ, оказывается, женат во второй раз, и Ромка вырос с мачехой, отношения с которой у него не очень-то сложились. Но подробнее расспрашивать его на эти темы у меня не хватает смелости, да и сам он рассказал мне об этом быстро и буднично, тут же переключившись на другие вопросы.

Вот и сейчас его интересует нечто… очень пикантное.

Как друга. Вернее, пошлую подружку.

— Так, смотри, Ром. В четверг я забираю твои новые формы у мастера, да? Адрес у меня есть, довезу в целости и сохранности, не волнуйся. Что ещё? Проветривать буду каждый день, чтобы воздух не застоялся. Цветы тоже буду поливать — я их притащила, я за ними и ухаживаю, договор такой. А вот моим ребятам сейчас у тебя вообще очень нравится, говорят, это самое лучшее место из всех, где мы занимались. Так что передаю тебе их благодарности. Что ещё…

— Женьк? — перебивает он меня совсем не по теме. — А скажи честно — ты девственница?

— Что? — такой резкий переход меня ошеломляет.

Пока я ему про планы и задачи… он мне… Ну, вот как всегда! Но встречаясь с ним взглядом, понимаю, что не могу состроить возмущённое лицо и пафосно надуться. Мне и раньше было тяжело притворяться перед ним, а сейчас — тем более.

— Зачем тебе?

— Интересно. Чисто по-дружески, — его улыбка становится всё более хитрой, а я, наоборот, не могу выдавить из себя даже подобие ухмылки.

— Ну… нет.

— Что — нет?

— Не девственница, конечно.

— А почему «конечно»?

— Рома. Нам по двадцать два года. У каждого из нас есть своё прошлое. И странно, если бы его не было.

— Ничего странного. Вот если б тебя не несло впереди паровоза, могла бы и подождать меня. А так не стать мне у тебя первым, не сорвать твой нежный цветочек.

— Рома!

— Что — Рома? — передразнивает он меня.

— Ну, ты же это не серьезно?

— О чем?

— Что я поспешила?

— О, видишь, уже и сомневаешься. Ладно, ладно… — примирительно поднимает руки он. — Я все понимаю. Я бы сам чокнулся — до двадцатки ни с кем, ни-ни. Вас тоже колбасит, ещё как, я знаю.

Откуда у него такие познания, я предпочитаю не спрашивать.

— Меня не колбасило, — чувствую, как начинают гореть кончики ушей, уж слишком тема острая, но интересная. Я знаю, что могу остановить ее в любой момент, но… не хочу. — У меня просто были отношения, всё было серьезно и к этому шло, почему бы и… нет?

— Отношения, серьезно… Я так и знал.

— Знал — что?