Четыре

– Откуда? – даже удивилась девочка.

– Так… Надо составлять список…

– Покупок! – радостно опередила Настя.

И я вдруг понял, что я не просто играю в семью по вине провидения, по случаю, по необходимости. Но я пытался понять, кто из нас кому нужнее.

* * *

Детдом, в который я ехал, находился в поселке, через который когда-то везли последнего русского царя в Екатеринбург на казнь. С ним тогда были супруга Александра Федоровна и дочь Мария. Остальные дети остались под присмотром генерала Ильи Леонидовича Татищева, Пьера Жильяра и Сиднея Гиббса – учителей французского и английского языков соответственно. Семью разделили, потому что наследник Алеша болел. И я не исключаю и умышленного разделения как части иезуитского плана. Но сейчас я пытался себе представить, в каком из домов обедал император, где могли перепрягать коней, а где лег отдохнуть доктор Боткин… Именно эти, казалось бы, отдаленные от моей задачи образы позволили мне безошибочно и без подсказок найти здание детского дома. Бело-серое, двухэтажное, сталинской еще постройки, с новыми пластиковыми глазами окон и небольшой огороженной детско-спортивной площадкой вокруг.

На входе крепко спал охранник, скорее всего, как у нас говорят, «после вчерашнего», и я не стал его тревожить. В коридоре столкнулся с парнем лет пятнадцати с неизбывной безнадежностью и устойчивым презрением в глазах.

– Не подскажешь, где у вас директор? – тихо спросил я.

– Чё приехали? – ответил он вдруг вопросом на вопрос и пояснил: – Нет уже здесь детей, чтобы бабло за опекунство получать. Разобрали.

– Я не по этому поводу. – Что я еще мог сказать?

– А-а. – Его голос даже потеплел. – Вон там лестница. На второй этаж, сразу напротив – кабинет. Василий Абдурахманович его зовут.

«Ничего себе имечко», – подумал я, а парень на всякий случай подтвердил:

– Да-да. Василий Абдурахманович. Татарин он крещеный. Хороший дядька, между прочим.

– Спасибо.

Василий Абдурахманович не был похож на татарина. Разве что широкими скулами и черными как смоль волосами, зачесанными на прямой пробор над широким лбом, из-под которого смотрели на меня серые усталые глаза.

– Файзулла, – протянул он руку и потом добавил: – В крещении – Василий.

– Сергей, – ответил я на рукопожатие. – Файзулла – милость Аллаха…

– А Василий – царственный у греков, – улыбнулся Василий Абдурахманович и, подмигнув, добавил: – А Сергей – римское родовое имя.

– Предпочитаю вести его от Сергия Радонежского. Странно… Последнее время мне приходится знакомиться с людьми, которые носят интересные имена.

– Но приехали вы по поводу Насти Фроловой, а это совсем простое имя.

– Да.

– Садитесь. Чаю? Кофе? – Василий Абдурахманович оглянулся на поднос, на котором ютились плохо помытые чашки и электрический чайник. – Охранник дрыхнет? – вдруг спросил он.

– Отдыхает, – сгладил я.

– Да мои все без масок ходят, вы без маски зашли. Камеры пишут. Не дай Бог, ковид приклеится. У меня хоть и ребят-то нынче всего семь человек. От тринадцати до шестнадцати… Таких уже не берут. – Директор детдома тяжело вздохнул, и я вспомнил глаза парня из коридора.

– Я понимаю. – Что я мог еще сказать…

– Да они хорошие! Все хорошие! Все эти байки про наследственность – хрень. Вот если любви детям не хватает – оттуда и все беды! Оттуда! У меня детишки из семей алкоголиков и преступников в такие цветы вырастали! Вот! – Он посмотрел на свои руки, словно еще вчера поливал ими эти цветы. – А маленьких разобрали. Мода, что ли, пошла. Или, как Витька говорит, бабло на опекунстве косят.

– Витька… Это, наверное, который меня в коридоре встретил?

– Да, он дежурный.

Закипел чайник, и пришлось обжигаться кислым растворимым кофе из засаленной кружки. Но эти мелочи окупались открытой душой хозяина кабинета.

– Некоторые думают, что мы тут детьми торгуем… – посетовал Василий Абдурахманович.

– Дураки, кино насмотрелись, сериалов, – с ходу поддержал я.

– Да что там! Злыдни! Какие сами, так и про других думают. Поработали бы здесь годик-другой. А то к нам только депутаты по графику приезжают. Шефство взяли. Но и то неплохо. Ребятам моим тренажеры привезли, музыку. И этот… – Директор потер ладонью лоб. – Проектор мультимедийный. Крутая штука. Мы с ребятами теперь кино на большом экране смотрим. Учителя, опять же, на уроках используют… Круто!

– Круто, – согласился я. – Но я пришел по поводу Насти Фроловой…

Василий Абдурахманович остановился в своем наивном восторге, склонил набок голову, пытаясь меня прощупать изучающим взглядом.

– Значит, она у вас… – сделал он вывод.

– У одной женщины, – поправил я.

– Которая вам нравится или которая ваша жена, – продолжил интригующе директор детдома.

– Не жена, – отрезал я.

– Оп… – несколько растерялся Василий Абдурахманович. – Это рушит весь эксперимент.

– Какой эксперимент? Девочка говорит нам, что она умерла!

– Ну… как вам сказать… – подыскивал слова директор.

– Да как тут скажешь?! – немного занервничал я.