Четыре дня бедного человека

Уже давно он испытывал желание стать ее другом, чтобы иметь возможность открыто, откровенней, чем с врачом, беседовать на самые разные, самые личные темы. Но сегодня у него было ощущение, что для первого раза лучше вести себя как обычному клиенту, и вот, как назло, у него ничего не получается. Может, она корит себя за то, что не дала ему раздеться? Впрочем, она же не запрещала, просто выразила удивление: в подобных случаях раздеваться не заведено.

Франсуа, конечно, знал это. Он не раз бывал с женщинами в номерах наподобие этого, но никогда в своем квартале. Уже много лет он периодически отправлялся в район Севастопольского бульвара, чтобы найти женщину, и шел с ней в какую-нибудь дрянную гостиницу около Центрального рынка. Севастопольский бульвар он выбрал чисто случайно: впервые подцепил там проститутку, с тех пор и пошло. Много раз, как и сегодня, у него ничего не получалось. «Больно ты нервный! — говорили ему женщины. — Небось сейчас чего-нибудь воображаешь себе. Зря ты это!»

Но он-то знал, что все гораздо сложнее. Интересно, у других мужчин случается такое? Перед тем как заговорить с девицей и подать ей знак, он чувствовал нечто вроде шока, стеснение в груди, напоминающее желудочный спазм. Порой это начиналось, буквально как только Франсуа решал отправиться на Севастопольский бульвар, и давило и жало все время, пока он ехал в автобусе.

Да и в номере иногда не отпускало, а, напротив, усиливалось, особенно когда женщина начинала задирать юбку.

Нет, не может быть, чтобы причиной этого была сцена между дядей Леоном и служанкой. Франсуа убежден, что больше всего тут виновата его мать. Он помнит, как она шпионила за ним, когда у него началось половое созревание. Стоило ему пойти к себе в комнату или в ванную, как она на цыпочках подкрадывалась по лестнице и распахивала дверь, словно не зная, что там кто-то есть. При этом старательно притворялась и вскрикивала, разыгрывая удивление: «Ах, извини! Ты здесь?» Короче, по ее милости в нем живет стыд, из-за которого все, связанное с плотью, представляется ему нечистым.

Может, у него что-нибудь не так? Чтобы узнать это, пришлось бы расспрашивать других мужчин, а он не решался. Впрочем, как ему казалось, с Жерменой у него все шло без всяких осложнений. Практически, кроме нее, у Франсуа была всего единственная длительная связь с женой его первого хозяина. Он был тогда совсем зеленый. Только что закончил коллеж.

Говоря о своем образовании, Франсуа утверждал, что он бакалавр, но это утверждение, как и все прочие, требовало определенной коррекции. Между тем, что он говорил, и действительностью всегда существовал некоторый зазор. Но разве у его мамочки было иначе? А у других?

На самом деле в последнем классе коллежа он во время гололеда поскользнулся и сломал ногу. Кость долго не срасталась, и он три месяца провалялся в постели; на врача, который плохо вправил перелом, даже собирались подать в суд. Чтобы держать экзамен на бакалавра, Франсуа нужно было приналечь на риторику. А ему не хотелось. Уверенный, что все равно провалится, он бросил заниматься. После этого он и поступил к г-ну Дотелю, который в ту пору заправлял крохотным издательством на улице Жакоб. Должность его никак не называлась, поскольку он был единственным служащим; в его обязанности входило и паковать книги, и помогать в счетоводстве.

Действительно ли Дотель был мошенником, каким впоследствии его ославили? Но в любом случае он был неисправимым оптимистом, не терявшим ни хорошего настроения, ни аппетита, даже когда касса зияла пустотой, а стены бывали оклеены желтыми, синими или зелеными постановлениями судебного исполнителя. Если не считать произведений нескольких давно вышедших из моды писателей, приобретенных вместе с издательством, г-н Дотель пробавлялся главным образом изданиями за счет авторов, в особенности творениями дам. Под конец он даже не давал себе труда печатать их, хотя авансы брал исправно, за что и поплатился: ему пришлось отправиться в тюрьму.

Словом, Франсуа не случайно подумал о предвыборной газете. После издательства на улице Жакоб ему приходилось редактировать рекламные объявления, газетную информацию и даже критические статьи, которые рассыпались по мелким провинциальным газеткам.

— Франсуа! Подите передайте моей жене, что я не приду обедать!

Г-н Дотель обожал обедать не дома и обладал талантом получать приглашения в лучшие рестораны. Его квартира находилась в соседнем доме на третьем этаже: там была темная лестница и не было телефона. Г-жа Дотель — ее звали Эме — большую часть дня проводила полуодетой. Ей было около сорока, как сейчас Рене. Да она и похожа была на Рене, разве что чуть худощавей, не такая полная.

Может, у них с мужем так было условлено? Г-н Дотель беспрестанно посылал Франсуа с разными поручениями к себе на квартиру, и на четвертый раз тот наткнулся на совершенно голую Эме, которая стояла в цинковом тазу.

— О, малыш, подайте мне, пожалуйста, полотенце.

Мне не хочется оставлять на полу лужи.