У нее было свое мнение о романе «Доктор Живаго», и она отстаивала его, отчаянно споря с друзьями. Так, в мемуарах она описывает свой разговор с семьей актера Бориса Ливанова: «Несмотря на суровую критику Ливановых, я стала с ними спорить и доказывать, что в романе есть замечательные места. Ливанова сказала, что я слишком смело беру на себя оценки. Я рассмеялась и ответила: по-моему, вообще было большой смелостью с моей стороны выйти за него замуж и прожить с ним тридцать лет. Некоторые удивились, что Лара — блондинка с серыми глазами, намекая на ее сходство с Ивинской. Но я была уверена, что от этой дамы он взял только наружность, а судьба и характер списаны с меня буквально до мельчайших подробностей».
* * *
Главный герой этой книги, повторюсь, Святослав Тих-тер. Но не только. В зону его света (недаром близкие называли его Светиком) попали самые большие личности ушедшего столетия. И настоящую главу, посвященную воспоминаниям о Борисе Леонидовиче и Зинаиде Николаевне, просто так закончить не получается.
Ибо в Грузии, благословенном месте, которое обожали все персонажи этой главы, мне довелось оказаться в доме знаменитого художника Ладо Гудиашвили, в котором бывали и Рихтер, и Пастернак.
Чукуртма — именно так назвал свою единственную дочь Гудиашвили (в переводе с грузинского это слово обозначает «узор») — хорошо знала и Святослава Теофиловича, и Бориса Леонидовича. Мало того, великий поэт был увлечен ею.
Конечно же, оказавшись в доме Гудиашвили, я не мог не обратиться к Чукуртме с просьбой рассказать о Рихтере и Пастернаке.
И если о музыканте она вспомнила не так много («Когда он садился к инструменту, то возникало ощущение, что он сейчас придвинет рояль к себе и положит его на колени»), то о Борисе Леонидовиче поведала целую историю.
* * *
«Помню ли я первое впечатление о Борисе Пастернаке? — рассказывала мне Чукуртма Гудиашвили. — Как можно его забыть? Но я не могу сказать, что запомнила момент — „вот, я его увидела“. Такого не было. Я все время помню, что он бывал здесь. Помню, какие вечера были в Доме писателей, какая дружба была с русскими поэтами. Помню, как потом они приходили сюда, как обсуждали свои стихи. Помню, как Коле Тихонову Борис Леонидович крикнул: „Коля, это было тогда, когда ты был поэтом!“ Папа многое рассказывал. И эта среда меня окружала.
Все были вместе. Настоящее тянулось друг к другу. Борис Леонидович ведь все свои жуткие годы провел в Грузии.