Четыре друга на фоне столетия

Сейчас часто говорят о разнице поколений. А я в это не верю. В обсуждении жизни, политики, отношений между людьми какая может быть разница между, скажем, 29-летним и мною? Только в опыте. Конечно, потом молодой человек пойдет, например, веселиться куда-нибудь, а я останусь дома. Но говорить-то мы с ним на одном языке можем.

* * *

Дома у Нейгауза мы тоже виделись с Борисом Леонидовичем. Говорили там на самые разные темы. Часто спорили о музыке.

Например, друг семьи Александр Габричевский, замечательный переводчик и искусствовед, терпеть не мог музыку Сергея Рахманинова и боготворил сочинения Дмитрия Шостаковича. А Генрих Густавович, наоборот, очень любил Рахманинова и говорил: «Саша, тебя снобит».

И начинался спор, который мы, затаив дыхание, слушали.

Приходил философ Асмус, разговоры с которым тоже было очень интересно слушать.

Кстати, жена Асмуса Ирина Сергеевна сама была тайно влюблена в Пастернака. И именно она познакомила поэта с Зинаидой Николаевной. Когда в итоге Пастернак влюбился в Зинаиду Николаевну, Ирина Асмус на нее сильно обижалась. Правда, потом все остались друзьями и ходили друг к другу в гости.

Дом Нейгаузов вообще был открытым. Им дали квартиру на улице Чкалова, в доме, где жил знаменитый летчик Валерий Чкалов. Это произошло году в 37-м, после конкурса в Варшаве. Мерзкое, надо сказать, место — прямо наискосок от Курского вокзала. Тогда там был абсолютно голый двор, только-только посадили хилые деревца.

Каждый гость воспринимался как подарок Бога.

Тетя Милица говорила: «Что-то на столе все закончилось, пойду вертеть блинчики!» Она очень вкусно делала блины. И потом все вновь собирались за столом.

А затем играли в шарады, старшее поколение это очень любило.

Порядка в смысле приемных часов не было, кроме времени, когда Генрих Густавович занимался.

Вечерами появлялся Толя Ведерников, у которого были репрессированы родители. Тетя тут же сажала его за стол: «Ты голодный!» Слава Рихтер часто бывал, дочь Нейгауза, сыновья Адик и Стасик, тут же собака Альма…

Однажды к Нейгаузам пришел Сергей Прокофьев. За один рояль сел Светик, за другой — Толя Ведерников. А Сергей Сергеевич стоял между ними и дирижировал исполнением своего Третьего фортепианного концерта. Рихтер и Ведерников сыграли конечно же великолепно.

Когда они закончили, то Прокофьев, словно фокусник, достал из кармана две маленькие шоколадки, воскликнул «Молодцы!» и вручил сладости музыкантам.

Зинаида Николаевна тоже приходила в этот дом. У нее были нормальные отношения со второй женой Генриха Густавовича, так как она понимала, что моя тетя ни в чем не виновата. Зина же сама ушла от Нейгауза к Пастернаку. Но Генрих Густавович, видно, ее по-прежнему любил.

* * *

Так получилось, что эти строки я писал в Грузии, где, собственно, и развивались отношения влюбленного Пастернака и ответившей ему взаимностью Зинаиды Нейгауз.

Мало того, писал я об отношениях Пастернака и его второй жены в курортном городке Кобулети — аккурат том месте, где в 1931 году все по большому счету и началось.

В августе Борис Пастернак неожиданно принял решение на несколько месяцев уехать из Москвы. Вместе с ним из столицы исчезла и жена знаменитого пианиста Генриха Нейгауза Зинаида.

Причина столь внезапного отъезда заключалась в делах сердечных. Пастернак влюбился так, как не любил никогда. И в его жизни начался самый страстный, самый трепетный роман, который он сам считал «вторым рождением».

Их знакомство было случайным. Зинаида Нейгауз никогда не была поклонницей поэта Пастернака, его стихи казались ей какими-то непонятными. И она, не стесняясь, прямо говорила об этом.

Спустя годы Зинаида Николаевна вспоминала, что при первых встречах ей казалось, что Пастернак «как личность выше своего творчества», и она «была покорена им как человеком, но как поэт он был… мало доступен».