Четыре фрейлины двора Людовика XIV

Севинье, шедший впереди, взошёл на ступени и, взяв молоточек, постучал им несколько раз. Он немного подождал; ответа не было.

– Все спят, – сказал он.

Он уже брался за молоток, чтоб снова начать стучать, как вдруг услыхал легкий шум, остановивший его руку.

Отворялось слуховое окно.

– Кто стучит? – спросил шёпотом голос.

– Королевские дворяне, отворяйте смело.

– Покажите мне белую монету, хотя и не большую; отверстие кружки находится там над калиткой.

– А! а! понимаю!.. – сказал молодой человек, улыбаясь; – сюда даром не входят.

– А времена слишком тяжелы, чтоб верить в кредит каждому, – прибавил голос.

– Возьмите, мой друг, и вы получите ещё втрое, если отпустите нас отсюда довольными.

Он просунул сквозь указанное окно луидор в двадцать четыре ливра.

– Хорошо, – сказал опять невидимый собеседник, – я вас сейчас впущу, только я вас предупреждаю, что хозяин занят приятным обществом, и поэтому надо вам будет немного подождать.

– Отворяй, проклятый болтун, мы подождем; а то у этой двери можно замерзнуть.

Незнакомец наконец решился; он прежде всего затворил окно; потом заскрипели задвижки, и дверь немного приотворилась; именно настолько, чтоб посетители могли войти один за другим.

– Что за предосторожности! – сказал со смехом морской офицер; – для входа в эту адскую дверь делают более церемоний, нежели в двери рая.

Генрих Ротелин также в свою очередь прошел в калитку, и моряк, последовав за ним, собирался уже вступить на первую из трех ступеней.

Но вдруг он почувствовал, что его что-то удерживало и с удивлением обернулся. Это был старый нищий, осмелившийся совсем приблизиться к нему и удерживавший его за полу его шинели.

– Что это значит? – спросил он его резко.

– Господин, – сказал хромой со странной настойчивостью в голосе, – прошу вас, не входите туда.

Всё это было настолько странно, что молодой человек не захотел тотчас же, как бы это сделал во всяком другом случае, силою отделаться от этого странного и надоедливого человека.

– Что тебе нужно, старик? – спросил он.

– Дом этот приносит несчастье, сударь; умоляю вас, – продолжал настаивать старик, – не входите в него.

– А! нет, это уже слишком сильно… Или ты сумасшедший, или до дерзости смел… Ну-ка, пусти меня; я этого хочу. – Сильным движением он действительно заставил его выпустить свою шинель и взошел на две ступени; но на третьей он увидал, что один из костылей нищего загораживает ему путь к двери.

– Ты наконец, – сердито сказал он, – выводишь меня из терпения!

Он хотел уже схватить длинную палку, сделанную из крепкого дерева и обитую железом, но с новым изумлением заметил, что её держала рука никак не менее сильная, чем его.

– Нет!.. – глухо, но выразительно сказал нищий, – месье Ален де Кётлогон, вы туда не войдете!..

Невидимый привратник, подождав несколько минут и видя, что никто более не входит, затворил наконец дверь.

Молодой моряк не обратил на то внимания; а живо сошел со ступеней и, обращаясь к своему собеседнику, вновь уже принявшему свой вид хромого, вдвое ещё согнувшемуся и хныкавшему, вскричал:

– Ты произнес мое имя! Каким образом ты его знаешь?… Откуда ты его узнал?

– Это вас не касается; я вас знаю, этого достаточно; даю вам честное слово бродяги, что я не желаю вам зла.

– Я в Париже только с сегодняшнего дня.

– Умоляю вас, не теряйтесь в догадках. Примите добрый совет, хотя он и исходит от нищего. Еще раз прошу вас, не входите в эту трущобу: она может принести вам лишь одно несчастье, что она и сделает всем тем, которые туда покажутся.

– Вот как! Но если ты имеешь такие хорошие сведения, то ты должен знать, что я иду туда только для развлечения…

– Да, – пробормотал нищий мрачным голосом; – но есть лица, которые отправляются туда искать нечто другое.

– Ты меня выводишь наконец из терпения, разве ты шпион, назначенный для того, чтоб ходить по моим пятам? Воображаешь ли ты, что я это потерплю?

– За вами следить? Зачем это!..

– Это правда. Но тогда?..

– Слушайте, ваше благородие, так как вам непременно нужны объяснения, то почему вы не начнете с самого естественного: вас сейчас было трое, вы одни подали мне милостыню, несмотря на грубое обхождение со мною ваших товарищей. Благодеяние никогда не пропадает даром, и я предлагаю вам услугу за ваше подаяние; я снова клянусь вам, хотя вы и не можете этого оценить, что мой совет умен!

– Хорошо! но это мне не объясняет еще, откуда ты знаешь мое имя?

– Ба! разве мы, при нашем ремесле нищенства и бродяжничества, не всех знаем?

Молодой человек покачал головой, мало удовлетворившись ответом.

– Наконец, зачем же ты упорствуешь, пытаясь твоей самовольной властью, преградить мне вход в это жилище.

– Потому что, – отвечал нищий, понижая все более голос и бросая украдкой взгляд вокруг себя, – потому что это притон ядов и отравителей!

– Г-м… – сказал моряк, честный и выразительный взгляд которого с невольным отвращением направился на черную дверь. – Сюда, следовательно, входят не из одного любопытства и развлечения, как я с друзьями, чтоб погадать только о судьбе, или желая расстроить чью-нибудь свадьбу?