Читаем Четыре года в Сибири полностью

Четыре года в Сибири

Немецкий писатель Теодор Крёгер (настоящее имя Бернхард Альтшвагер) был признанным писателем и членом Р

Теодор Крёгер

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное18+





Предисловие

У самой северной границы России капкан сомкнулся на моей ноге, и удар приклада сломал остаток моего сопротивления.

Спустя четыре года я вновь увидел мою родину, пусть даже став другим человеком.

Я попытался изобразить этот четырехлетний промежуток, друзей и приятелей, с которыми в течение долгих лет разделял судьбу каторжника в глубокой Сибири, так, как эти чувства и образы продолжают еще сегодня неизгладимо жить во мне.

Сибирь...

Это понятие едва ли понимаемой роковой тяжести, и во всей ее гигантской силе и связи она сегодня предстает перед нами куда более актуально, чем прежде.

Нет другой страны, познавшей более высокие высоты и более глубокие глубины человеческой души. Вечность ­непонятной мудрости придает там форму даже самой природе, бесконечной, не знающей границ ни в дарах, ни в убийствах, будь то в чарующем свете жара «Белых ночей» или в безвыходном мраке бурной снежной метели.

Прошедшие тридцать лет хоть и изменили вид и биение пульса больших городов, однако оставили неприкосновенным неслышное развеивание времени и всех людей в меланхолии пейзажа.

Осень 1949 года

Автор

Часть первая В ЦЕПЯХ


Шлиссельбург

Рычаг газа спортивного автомобиля уже не может вдавиться ниже в тело двигателя. Машина несется со всей дикостью, которую человек своей силой воли может придать ей. Стрелка спидометра едва заметно колеблется, показывая максимальную скорость разгоряченного материала.

Встающие на дыбы лошади, проклинающие, кричащие люди, в безумном темпе мелькающие телеграфные столбы, деревья, дома, луга и леса. Оставляя за собой длинный шлейф пыли, машина проглатывает километры.

Ничто не может задержать убийственный темп машины, ни кривые повороты, ни плохая брусчатка мостовой.

Нечистый дух едет в преисподнюю!

Низко пригнувшись, время от времени бросая для проверки взгляд на стрелки приборов на панели, я с такой силой хочу избежать своей судьбы.

Рука на руле не дрожит.

Вот..., наконец... шлагбаум, преграждающий дорогу... знакомые бело-сине-красные цвета, обозначающие границу... финско-российскую границу близ Белоострова...

Машущие, матерящиеся, кричащие, стреляющие солдаты. Машина грубо едет между людьми, ударяется в шлагбаум, разбивает его. Чьи-то руки поспешно хватаются за руль, поднимается густая пыль... пугающие доли секунды... передо мной снова лежит шоссе.

Как рой гудящих мух мимо проносятся пули... новый рой... еще один...

Машина несется с безумной скоростью!

Скорчившись, я едва ли могу видеть дорогу, мой взгляд скользит над машиной. Радиатор вдавлен в блок двигателя, фары вырваны, крылья и часть кузова отсутствуют. Напряженно гляжу я на бензиномер: Стрелка! Она медленно падает. В бак попали!... Сквозная пробоина!

Но машина пока еще едет. Я точно знаю местность, перекрестки не вводят меня в заблуждение. Я еду по финским лесам... Наконец, видны несколько хижин. Я резко останавливаю машину перед вокзалом Уусикиркко. Три одинаковых звонка, затем свисток машиниста, долгий гудок маленького паровоза. В один скачок я выпрыгиваю из машины, хватаю мой маленький кожаный чемодан, бегу за поездом и вскарабкиваюсь на подножку последнего вагона.

Еще один взгляд на мою машину – и катящийся поезд объезжает мрачный лес Финляндии.

В Торнеа-Хапаранде, городке у границы между Финляндией и Швецией, я провожу весь день незаметно в гостиничном номере. На календаре 10 августа 1914 года.

После обильного ужина я ложусь. Я пытаюсь собраться, но мной овладевает никогда мне прежде не знакомое напряжение. С беспокойством я снова и снова замечаю, как будто бы мне это уже давно не было известно, как светлы ночи на севере, как мало это подходит для бегства. Все в комнате беспокоит меня. Я кладу деньги на стол, покидаю маленький отель и добираюсь, наконец, до долгожданного леса; там я прячусь в кустарнике. Я все время поглядываю на часы; но, похоже, сумерки так и не собираются сгущаться. Я точно знаю, где проходит линия границы. Теперь с самой большой осторожностью я пробираюсь через лес к границе. Наконец, я добрался до лесной опушки.

Все кажется спокойным, ничего не шевелится. Несколько сверчков стрекочут в траве. Тут и там слышится сонное щебетание маленьких лесных птиц; нежно вибрируют звуки. Над пейзажем лежит тончайшая полоса тумана. В удаленной дали, между едва ли светящимися стволами берез, мои глаза, кажется, видят белые пограничные знаки Швеции – свободу. Это были миражи...

Еще раз я оглядываюсь по сторонам. Встаю на ноги, глубокий вдох, бегу!

Я никогда еще так не бегал на спортивной площадке.

Я не пробежал и сотни метров, как услышал за спиной беспорядочное рычание. «Стой... стой... стой!» Слышны несколько беспорядочных выстрелов, пули со свистом проносятся мимо меня. Я бегу, бегу со всей силы дальше и ­уже ликую, так как с абсолютной надежностью могу предположить, что у патруля нет такой жесткой выносливости в беге, как у моего молодого, натренированного тела.

Земля становится неровной, я перескакиваю через несколько ям, спотыкаюсь, падаю, вскакиваю, бегу дальше...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза