Лопатин, который приходил посещать меня, смотрел на все, как на волшебную страну. Он рассказывал в городке странные вещи. Он никогда еще не видел так много костюмов, белья и ботинок как у немца. Все шкафы полны этим. Немец якобы даже спал в костюме. (Он имел в виду мою пижаму). Но самым удивительным предметом была безопасная бритва. Она была такой же маленькой, как его большой палец, и имела множество маленьких зубчиков. Богатство было просто неописуемым, так как сестра при распаковке вещей, чему он по своим обязанностям должен был помешать, дала ему на чай целых пять рублей.
Едва часовой узнал о моих «первых шагах», как прибыл Иван Иванович. Я никогда еще не видел этого человека в таком радостном настроении.
- Ах, ах, наконец, ну, мой дорогой! Давайте теперь обращаться друг к другу на «ты», ты действительно глубоко запал мне в сердце, собственно, уже очень давно, но ты... ну если уже, мой дорогой, ты снова здоров, слава Богу. Я в Омске сделал для тебя все, что мог. Ты остаешься в Никитино, навсегда, не бойся, теперь никто не обидит тебя. Я тоже остаюсь здесь навсегда. Мое предложение построить школу, было сразу принято. Меня хвалило все начальство. Я получаю существенное повышение жалования. Я также получу орден. Подумай только, да еще какой! Я уже посмотрел его, так, очень бегло, ты знаешь. Он блестит, я тебе скажу, чудесно. Я обязан этим только тебе, мой дорогой! Он потом поцеловал меня в щеку по русскому обычаю и обнял меня. – Теперь мы оба станем лучшими друзьями, наилучшими, которые только могут быть. Он улыбался во все лицо и был полон необузданной радости. – И здесь, – он опустил руку в сумку и сделал хитрое, таинственное лицо, – у тебя есть мой маленький подарок. Появилась бутылка с французским коньяком, которую, естественно, сразу откупорили. Мы пили на брудершафт. Один бросал другому по очереди бранное слово, это был такой обычай в России, мы смеялись, и он снова целовал меня в обе щеки.
- Еще большая, почти невероятная радость, мой дорогой: Игнатьева осудили. Твой хозяин, эта скотина, так выступал за тебя, что Игнатьев уже арестован и отправлен в тюрьму. Теперь суд в Омске ожидает твоих показаний. Я бы этого сукина сына...
- Позвольте мне самому все рассказать барину! Этими словами мой хозяин прервал капитана и подошел со своей женой ко мне.
- Позвольте мне сначала пожелать барину действительно хорошего здоровья и потом..., – он преподнес мне огромный ржаной хлеб с маленьким, деревянным сосудом с солью и медной монеткой на нем, – ... я желаю вам счастья в новой квартире. Все тут теперь так прекрасно, мы еще ничего подобного нигде не видели. Значит, вот так изящно живут в Петербурге? Теперь вам больше не придется сидеть на сундуках.
Мы засмеялись и выпили стаканчик коньяка с моими хозяевами. Затем он рассказал мне, что произошло с Игнатьевым.
Когда я лежал без сознания в постели, Игнатьев постоянно хотел войти ко мне. Однако, Фаиме не пускала его ко мне и защищала меня как кошка своих котят. Писарь бушевал от ярости и вступил с моим хозяином в спор. Слово за слово, и не подбеги вовремя Лопатин, старик удушил бы Игнатьева. Жалоба на подлеца, с высказываниями других людей, была отправлена в Омск. Дрожащий Игнатьев ползал на коленях, когда пришел ответный запрос. Мой хозяин был непреклонен, и по его побуждения Иван Иванович очень подробно ответил на запрос. Капитан вернулся из своей поездки в Омск и благодаря своим предложениям пользовался теперь расположением у начальства. Тут он получил благоприятный случай избавиться от чертова писаря. Были заслушаны свидетели и чиновники, они подтвердили произвол писаря, утайку телеграмм для меня из Петербурга и Омска и еще многое другое. Решающим был тот факт, что Игнатьев позволил себе получить от меня в подарок деньги. Он был арестован и отправлен в Омск. Мой допрос отсрочивался из-за моей болезни.
Иван Иванович счастливо съездил в Омск. Его ходатайство в мою пользу увенчалось успехом, однако его телеграмма, которую утаил Игнатьев, так никогда и не попала ко мне. Предложение построить гимназию было встречено положительно, и через несколько коротких дней было уже готовое решение, к строительству можно было приступать. Он возвратился осчастливленным.
А татарка?