Четыре йоги

И существует нечто громадное — смерть. Весь мир движется к смерти, все умирает. Весь наш прогресс, наше тщеславие, наши реформы, наш комфорт, наше богатство, наше знание — все кончится смертью. Это единственное, в чем мы уверены. Строятся и разрушаются города, возникают и распадаются империи, планеты крошатся и рассыпаются пылью, разносимой потом по атмосферам других планет. Так было с безначальных времен. Смертью кончается все: жизнь, красота, богатство, власть и добродетель тоже. Умирает святой и грешник, король и побирушка. Все движется к смерти, но не прекращает цепляться за жизнь. Мы и сами не знаем, отчего мы так льнем к ней, но тяга к жизни неодолима. И это майя.

Мать с нежностью нянчит младенца, в нем вся ее душа, вся ее жизнь. Вот ребенок вырос, стал мужчиной, и может случиться, что вырос он негодяем и мерзавцем, который избивает собственную мать, но мать все равно льнет к сыну, а когда разум требует от нее иного, она набрасывает на разум завесу любви. Ей и в голову не приходит, что это вовсе не любовь, что это какие-то другие нервные импульсы, которые она не в силах усмирить. Сколько бы ни старалась она, ей не вырваться из оков рабства. И это майя.

Мы все стремимся за золотым руном, и каждый надеется, что оно достанется именно ему. Всякий разумный человек отдает себе отчет в том, что его шанс один на миллион, но все рвутся к этому единственному шансу. И это майя.

Смерть днем и ночью бродит по свету, но мы все равно считаем, что будем жить вечно. Однажды царя Юдхиштхиру спросили:[145] что самое удивительное на этом свете? Царь ответил: мы каждый день видим, как умирают люди вокруг, но каждый думает, что он не умрет. И это майя.

Мы повсюду наталкиваемся на противоречия: в нашем интеллекте, в нашем знании, во всех проявлениях жизни. Реформатор горит желанием исцелить общество от пороков, но прежде, чем успеет он исцелить одно, тысячи других зол возникают рядом. Это подобно старому дому, который вот-вот рухнет: его починили в одном месте, он стал обваливаться в другом. Индийские реформаторы негодуют по поводу обычая, запрещающего вдове вторичное замужество.[146] На Западе бедою общества считаются одинокие женщины. Помогите одиночкам, они страдают. Помогите вдовам, они страдают. Это как хронический ревматизм: отпустило шею, перешло на поясницу, а оттуда в ноги. Реформаторы требуют, чтобы образование, богатство и культура перестали быть привилегией немногих, стараются изо всех сил, чтобы доступ к ним открыть для всех. Возможно, кого-то они сделают счастливым, а может быть, доступ к культуре лишает человека физического счастья. Знание того, что есть счастье, дает и знание того, что есть несчастье. Так в какую сторону идти нам? Даже незначительный уровень благосостояния одних другим стоит стольких же бед, таков закон. Молодые могут этого не понимать, но человеку, который долго жил и знает жизнь, все ясно. И это майя. Такой порядок продолжается и продолжается, а выхода нет. Почему жизнь так устроена? Невозможно дать ответ, поскольку невозможно логически поставить вопрос. Для фактов не существует ни «как», ни «почему», факты — это просто факты, и ничего тут не поделаешь. Мы даже не в силах понять это, создать верный образ в уме, где уж нам решить проблему жизни.

Майя — это признание факта вселенной, ее устройства. Людей пугают эти факты, выраженные словами, но человек должен быть отважен. Бегство от реальности — не способ найти решение. Говорят, заяц, преследуемый собаками, прячет голову в лапы и считает, что спасен; стараясь быть оптимистами, мы ведем себя, как зайцы, но это не выход. Иные с этим спорят, но, как правило, спорят те, кто владеет благами жизни. Живя в Англии, трудно быть пессимистом. Здесь все, мне рассказывают, так прекрасно устроено, так прогрессивно. Но каждый видит устройство мира в зависимости от того, как устроен сам. Идут все те же старые разговоры: христианство является самой подлинной религией мира, поскольку христианские страны процветают! Однако это утверждение содержит в себе внутреннее противоречие, так как процветание христианских стран построено на истощении стран нехристианских, превращенных в жертвы чужого благоденствия. А если представить себе, что весь мир станет христианским и больше не будет нехристианских стран, за счет которых могут процветать другие, то христианские страны обнищают. Следовательно, утверждение обращается против себя. Животные живут за счет растений, человек — за счет животных, самое же ужасное, что у людей сильный живет за счет слабого. Это происходит повсюду. И это майя.

Какой же выход здесь может быть? Каждый объясняет проблему по-своему, и все сходятся на том, что в конечном счете все будет хорошо. Если принять на веру, что все будет хорошо, то хочется спросить: почему к хорошему нужно идти этим дьявольским путем? Почему нельзя достигнуть добра добром? Наши потомки будут жить счастливо. Почему же сейчас в мире столько страдания? Нет выхода. И это майя.