Четыре истории из жизни государственных преступников

Во вторник Барахохло отнес Константинову последние оставшиеся у него пачки чая и снова стал ждать. В среду, по мере приближения шести часов вечера, напряжение, в котором он жил в последние недели, нарастало. После работы, не заходя в столовую, из которой, как всегда, несло запахом гнилой капусты, он бегал из одного угла зоны в другой, поглядывая на вахту. Около шести Таня, как всегда, появилась в дверях вахты и прошла к ларьку. Сейчас, в эту минуту, Константинов должен был быть где-то возле дома Терехиных. Барахохло пытался представить себе, как Константинов стучит в дверь, как Терехин открывает дверь и как Константинов тут же взмахивает рукой, в которой нож с широким лезвием. Дальше его воображение останавливалось и вновь возвращалось к видению Константинова перед дверью дома, которого он никогда не видел и который в его воображении выглядел, как резной теремок с башенкой и узорными решетками на окнах. “Скоро, Таня, скоро! Я избавлю тебя от него!” — мысленно говорил Барахохло.

Он не заметил, как пронеслись часы, Таня вышла из ларька и прошла к вахте. Через несколько минут она будет дома. Через несколько минут весь поселок и вся зона будут знать, что больше нет лейтенанта Терехина

Зона лежала тихая, покачивались лампы над запреткой и над рядами проволочных ограждений. На вышке часовой, смутно освещенный качающейся лампой, зевал, широко раскрывая черный рот.

Барахохло подошел к вахте, прислушиваясь. Наверняка Таня уже обнаружила, что она свободна. Почему не слышно никаких признаков тревоги, почему поселок за оградами так тих?

Медленно Барахохло пошел к своему бараку. Что-то помешало Константинову сдержать обещание.

Он забрался на вагонку, лег лицом вниз, и лежал без сна, пока серый сибирский рассвет не проник в барак через грязные окна, до половины высоты закрытые наваленным для утепления снегом.

В четверг, едва дождавшись обеденного перерыва, с замирающим сердцем Барахохло добежал до лесопилки.

— А, муслим-турок, — сказал Константинов, уставившись мутным глазом на Барахохло. — Ну, чо надо?

— Уговор был какой?

— Какой уговор? Ты чой-то брешешь, Барахло. Никаких уговоров у нас с тобой не бувает.

Его единственный глаз следил за Барахохло, его рука под полой ватника, где он наверняка сейчас прятал нож.

— Сволочь ты однако, — сказал Барахохло почти спокойно.

— А кто ты мне? Фраера облупить — святое дело. Был бы ты вор… Иди, покедова не надоел.

Неожиданно для Константинова, Барахохло подхватил с пола полено. Константинов вскочил, выдергивая нож из-под полы, но полено, свистнув над его головой, обрушилось на его руку. Нож выпал, и Барахохло отшвырнул его ногой в сторону. Бросив полено, Барахохло с размаха ударил Константинова кулаком в ухо. Константинов упал на колени. Барахохло ударил его теперь ногой в бок, плюнул в его сторону и, поворачиваясь уходить, сказал: — Такую шкатулку загубил ради тебя! Ежели чо мне попробуешь, я тебя, змей, раздавлю и мышам скормлю, глюкоза. Поняв?

Только теперь Барахохло понял, что стычка с Константиновым не осталась незамеченной. Четверо пильщиков, возившихся возле электропилы, смотрели в его сторону.

— Ладно ты его отделал, — сказал один из пильщиков. — Не знаю, об чем ты с ним облаживал, только все знают, для них не вора обмануть, всё одно как цыгану лошадь красть, самое родное дело. Шпана он отпетая, не знал?

С этого дня Барахохло, казалось, потерял интерес ко всему, только Таня по-прежнему постоянно мерещилась ему, во сне и наяву. Он перестал делать шкатулки и на ругань и угрозы надзирателя Бурдяева отвечал молчанием. Недавно еще лагерный аристократ, обладавший, казалось, неистощимым запасом валюты — пачками запрещенного чая, он снова сел на суп из подгнившей капусты и кашу, сваренную из злака, неизвестного на воле, но исправно поставляемого в лагерь, и имевшую вкус асфальта, замешанного на касторке. Через несколько дней брюки стали спадать с него. Он стал туже затягивать их обрывком веревки.

На работе, постоянно думая о Тане и мучительно ища способ отделаться от лейтенанта, стоящего на пути к женщине, которую, он был уверен, ему никогда не заменить никакой другой, он стал забывать, что отвечал за дизель. Несколько раз он пропускал срок замены масла, в другой раз слишком поздно заметил течь… Начальник электростанции вскоре обнаружил, что зек, приставленный к дизелю, то ли прикидывался дураком из лени, то ли сознательно саботировал. В ответ на жалобу начальника электростанции начальник лагпункта перевел Барахохло обратно в разгрузочную бригаду. Теперь он снова катал баланы, в одной бригаде с Асланом.