Четыре. История дивергента

Зик прокручивает записи с разных камер в лагере Лихачества, а я смотрю, как они мелькают, демонстрируя нам отрывки из обычной жизни лихачей – люди теребят свой пирсинг, стоя в очереди за свежей одеждой, тренируют удары в тренажерном зале… Макс находится в своем личном кабинете. Он расположился на одном из стульев, напротив него сидит женщина. У нее светлые волосы, завязанные в тугой узел. Я кладу руку на плечо Зика.

– Подожди. – Кусочек бумаги в моей руке уже не кажется таким важным. – Отмотай назад.

Зик подчиняется, и мои подозрения подтверждаются – Джанин Мэтьюз сидит в кабинете Макса с папкой в руке. У нее – прямая осанка, а ее костюм идеально выглажен. Я снимаю наушники с головы Зика, из-за чего удостаиваюсь сердитого взгляда, но мне все равно.

Макс и Джанин говорят тихо, но я их слышу!

– Я сузил круг до шести человек, – заявляет Макс. – Довольно-таки неплохо для второго дня, правда?

– Бессмысленно, – возражает Джанин. – У нас уже есть кандидат. Я обо всем позаботилась. В этом и заключался план.

– Вы никогда не спрашивали меня, что я думаю о плане, кроме того, вам незачем хозяйничать в моей фракции, – сухо произносит Макс. – Мне он не нравится. А я не хочу целыми днями работать с кем-то, кто мне не по нраву. Поэтому вы должны позволить мне хотя бы попытаться найти человека, который соответствует нашим критериям…

– Отлично. – Джанин встает, прижимая к себе папку. – Но, надеюсь, вскоре вы сможете признать свое поражение – ведь не найдете более достойного кандидата. Я не терплю гордость лихачей.

– Да, потому что Эрудиты олицетворяют смирение, – кисло выдавливает Макс.

– Эй, – шипит Зик, – мой руководитель таращится на нас. Отдай наушники. – Он снимает их с моей головы, отчего они ударяют мне по ушам, вызывая жгучую боль. – Тебе надо уходить отсюда, иначе я потеряю работу.

Зик выглядит серьезным и обеспокоенным. Я не спорю, хотя и не узнал то, что хотел, но я сам виноват, что отвлекся. Я ускользаю из диспетчерской. В голове кружатся разные догадки. Я до сих пор напуган тем, что отец побывал у меня дома и он намерен встретиться со мной наедине на пустой улице посреди ночи. С другой стороны, я нахожусь в замешательстве от того, что только что услышал. «У нас уже есть кандидат. Я обо всем позаботилась». Вероятно, они спорили из-за кандидата в лидеры Лихачества. Но почему Джанин Мэтьюз так волнует, кто будет нашим следующим лидером? Я размышляю над этим всю дорогу до дома, даже не отдавая себе отчет, затем сажусь на край кровати и глазею на противоположную стену. Я обдумываю разные, но одинаково безумные мысли. Почему Маркус хочет увидеться со мной? Почему эрудиты вмешиваются в политику Лихачества? Маркус собирается убить меня без свидетелей или предупредить о чем-то? Или пригрозить… О каком кандидате шла речь?

Я прижимаю подушечки пальцев ко лбу и пытаюсь успокоиться, хотя каждая новая мысль ощущается как колючка на затылке. Сейчас я не могу ничего сделать ни с Максом, ни с Джанин. Мне нужно решить, пойду ли я сегодня на встречу с отцом.

«В день, который ты больше всего ненавидишь». Неужели Маркусу было не все равно, что со мной творится? А что, если он и вправду замечал, что мне нравится, а что нет? Я ничего не понимаю. Мне всегда казалось, что он относился ко мне как к раздражителю. Но ведь несколько недель назад я выяснил, что он пытался предупредить меня насчет симуляции – как раз насчет того, что она на меня не подействует. Возможно, несмотря на все то ужасное, что он сделал и наговорил мне, он все-таки остается моим отцом. Наверное, именно поэтому он приглашает меня встретиться… Он пытается показать мне, что знает меня, и поделится со мной какой-то информацией. Эта мысль наполняет меня безумной надеждой, учитывая, что я так долго его ненавидел. Но возможно, в глубине душе он по-прежнему чувствует себя моим отцом, а я остаюсь его сыном.

* * *

Когда я выхожу из лагеря Лихачества, солнечное тепло до сих пор исходит от тротуара, хотя уже полвторого ночи. Я ощущаю его на кончиках пальцев. Луна закрыта облаками, поэтому на улице темнее, чем обычно. Но я больше не боюсь ни темноты, ни пустых улиц. Вот чему можно научиться, побив пару дюжин неофитов.

Я вдыхаю запах прогревшегося гудрона и неторопливо бегу, шлепая кроссовками по асфальту. В секторе Лихачества сейчас пусто – люди в моей фракции живут вместе, как стая собак. Видимо, поэтому Макс так озабочен тем, что я предпочел одиночество. Если я действительно лихач, разве я не должен проводить свое свободное время с лихачами? Разве я не должен стараться как можно быстрее влиться в сообщество лихачей и стать неотделимой частью фракции? Я обдумываю все это на бегу. Очевидно, Макс прав – я действительно избегаю людей, возможно, я недостаточно стараюсь. Я вырабатываю для себя удобный ритм, щурясь на дорожные знаки, когда замечаю их. Я знаю, что в этих зданиях ютятся изгои. Я пробегаю под железнодорожными путями, шпалы которых тянутся далеко вперед и сворачивают с улицы.