Рождественские праздники того года стали не только блестящим общественным событием, но и удивительным триумфом дипломатии. Проблемы Гаскони, Пуату и Нормандии были подробно обсуждены и в принципе разрешены. Генрих согласился навсегда отказаться от претензий на Нормандию и Пуату в обмен на приличную денежную компенсацию; Людовик же обещал признать и уважать господство Англии в Гаскони, попросив Генриха лишь совершить символический жест — принести ему оммаж за это герцогство. Эта договоренность была очень выгодна Англии, так как Генрих, не имея никаких надежд вернуть Нормандию, должен был получить огромную сумму денег: когда договор был окончательно оформлен в 1259 году, она составила 134 000 ливров. Французские бароны ворчали, что Людовик слишком благородно поступил с Англией, но король их не слушал.
Так семейство сестер из Прованса полностью изменило систему отношений между двумя важнейшими государствами западной Европы. В течение следующих пятидесяти лет все возникающие разногласия рассматривались в контексте осознанного факта, что интересы Англии и Франции взаимно связаны.
Генрих и Элеонора возвратились в Англию в январе 1255 года, уверенные в дружеском расположении короля и королевы Франции. На Генриха сильно подействовал впервые приобретенный подлинно международный опыт, а Элеонора убедилась, что их престиж заметно возрос. Они с Генрихом наконец сравнялись с Людовиком и ее сестрой Маргаритой. И это положение не умалилось после возвращения домой; чтобы еще сильнее скрепить новый союз, Людовик прислал им в подарок слона —
Вооружившись таким образом, Элеонора и Генрих почувствовали себя достаточно уверенно, чтобы ознакомить английскую знать с новым замыслом, возникшим за несколько месяцев до того при поддержке савойских дядюшек королевы. Эдуард вступил в права наследства, и теперь стало ясно, что для второго сына, Эдмунда, осталось совсем немного. Этот дисбаланс следовало исправить. Генрих, по настоянию Элеоноры, принял от имени Эдмунда предложенную папой корону Сицилии, которую совсем недавно Ричард Корнуэлл отклонил как вещь столь же недостижимую, как луна на небе.
Это была азартная игра огромных размеров, бросок костей, мотивированный равно интересами любимого младшего сына и обыкновенным тщеславием. В конечном счете она стоила им 135 541 марок, уважения окружающих и королевства.
Санча
Глава XVII. Королева римлян
Когда Санча узнала, что ее мать и сестры с мужьями должны собраться в Париже на Рождество, она тоже захотела поехать. Она была очень близка с матерью, которую не видела с 1248 года, когда Беатрис Савойская специально приехала в Лондон, чтобы уверить Генриха и Элеонору, что она вовсе не сдала Карлу Анжуйскому замки, оплаченные Генрихом, но боролась за сохранение их для Англии. Генриха ее визит успокоил, и он восстановил добрые отношения с тещей. Наведаться к матери в Прованс у графини Корнуэлльской шансов не было, и потому она настаивала на поездке. Если уж все семейство собирается встретить Рождество 1254 года в Париже, заметила Санча в разговоре с мужем, им тоже следует поехать.
Ричард не стал спорить. Он понимал, что сбор провансальского семейства — не столько светское развлечение, сколько дипломатическое и политическое событие, и под прикрытием праздничных подарков и пиров, можно будет обсудить очень важные вопросы. Но когда Элеонора уехала к Генриху в Гасконь, она передала регентскую власть над королевством в руки своего деверя, и он не мог пренебречь этой ответственностью. Потому было решено, что Санча поедет сама, без мужа. Желая, чтобы ее воспринимали всерьез как его представительницу, и «чтобы ее обзаведение не считали худшим, чем у сестры-королевы», граф Корнуэлл снабдил супругу такой великолепной и богатой свитой, что ее могли принять за путешествующую императрицу.
Санча хорошо послужила Ричарду в этой поездке. Ее одежда, украшения и антураж стали ценным вкладом в общую картину, служившую для повышения престижа англичан, и Генрих с Элеонорой были благодарны за это. Санча твердо держала сторону матери, а это означало, что она находится в одном лагере с Маргаритой и Элеонорой против младшей сестры, Беатрис. Ее скромность и благочестие послужили наилучшей рекомендацией в глазах Людовика, который также весьма уважал Ричарда, а матери и сестрам, посвященным в различные политические замыслы, это позволило свободно беседовать с нею.