Четыре королевы

Граф-палатин, который быстро понял, что к чему, был вознагражден обещанием руки одной из дочерей Генриха, с приданым в 12 000 марок (которые Генрих надеялся получить от Ричарда). Архиепископ Кёльнский продержался до декабря, но на пятнадцатый день этого месяца принял взятку в 8000 марок; архиепископ Майнцский, узнав, сколько получил архиепископ Кёльнский, потребовал столько же — и получил.

На этом этапе продвижение Ричарда, прежде не встречавшего сопротивления, наткнулось на непредвиденное препятствие — честного человека. Архиепископ Трирский отклонил взятку графа Корнуэлльского и назвал другое, не менее достойное имя: Альфонса X Кастильского. Графы Саксонии и Бранденбурга присоединились к нему, выступив против кандидатуры Ричарда.

Выдвижение Альфонса представляло собой серьезную угрозу планам Ричарда. Папе Альфонс понравился больше; церковная политика требовала, чтобы прежняя Священная Римская империя была ослаблена путем отрыва Германии от Сицилии: тогда Папская область не была бы более зажата между ними, как во времена правления Фридриха И. А если бы Эдмунд, сын Генриха III, стал править Сицилией, а дядя Эдмунда, Ричард, — Германией, это означало бы, что Англия, по сути, получала в свое распоряжение всю империю. Такой оборот папу пугал. Только уверения со стороны дядьев Санчи, желавших осуществить свой сицилийский план (для чего им был необходим «свой» король в Германии), убедили папу одобрить избрание Ричарда, а не Альфонса.

Людовик IX из двух кандидатур тоже предпочитал Альфонса, а не Ричарда Корнуэлла. Чтобы сдержать рост английского влияния за рубежами своей страны, они с Маргаритой поспешили в ноябре 1255 года, после того, как Эдуард женился на Элеоноре Кастильской, женить своего старшего сына Людовика на дочери Альфонса. Францию вот-вот могли окружить со всех сторон территории, контролируемые англичанами — Германия и Сицилия. Бланка Кастильская такого никогда не допустила бы. Франция была самым могущественным королевством в Европе; Людовик мог прервать процесс выборов Ричарда в любой момент. Его мать сделала бы это, не колеблясь.

Но Бланка умерла, королевой стала Маргарита. И потому сама Маргарита, и Элеонора, и Беатрис Савойская, и все дядюшки встали за спиной у Санчи и обеспечили поддержку Ричарду. Когда колеблющийся выборщик, Оттокар Богемский, согласился поддержать Ричарда, Людовик не возразил. Во время рождественского собрания двора в Лондоне 26 декабря 1256 года Ричард с великим удовлетворением «в присутствии всех собравшихся гостей» получил известие, что выборщики «согласились назначить графа Ричарда королем Германии… архиепископ Кёльнский… с этими же особыми гонцами передал грамоты, свидетельствующие о единодушном избрании… они объявили, что никто еще не избирался на этот пост так быстро, так единодушно и со столь малыми препятствиями». На самом деле Саксония и Бранденбург так никогда и не признали Ричарда королем, Оттокар Богемский передумал два месяца спустя и во второй раз голосовал за Альфонса, а Франкфурт так противился избранию Ричарда, что известие о нем пришлось объявлять вне городских стен. Но, учитывая те 28 000 марок, в которые корона Германии обошлась Ричарду в конечном счете, архиепископа Кёльнского можно, пожалуй, простить за то, что он немного приукрасил истину.

И все же всех денег в объемистых сундуках графа Корнуэлла не хватило бы на такую покупку, не будь у него жены и ее родственников. Он получил корону при условии, что поддержит претензии Эдмунда на королевство Сицилии — и Ричард отдал долг Санче и Элеоноре, отправив посланцев к французскому и папскому дворам с выражением своей поддержки.

Раз Ричарда назвали королем, значит, теперь Санча стала королевой — но какого королевства! Германия была холодной, жестокой и раздробленной; народ ее был грубым, культура и язык — чужими и невразумительными. Среди знакомых Санчи не было ни одного германского кавалера или дамы, и хотя Ричард вел кое-какие дела с германскими купцами, ни она, ни ее муж не бывали в этой блеклой, унылой местности, которую они должны были называть теперь своим домом. Ведь для того, чтобы править, нужно пожить, хотя бы некоторое время, среди новых подданных, и эта перспектива ее пугала. Если Прованс был средоточием европейской аристократической культуры, изящных манер и эрудиции, Англия — отдаленной окраиной цивилизации, то Германия представлялась варварским, диким краем [103].

* * *

Она беспокоилась зря. Ричард вовсе не собирался навязывать свою власть тем землям, которые отнеслись к нему враждебно. Он приобрел титул затем, чтобы к нему обращались «ваше величество» и советовались с ним наравне с братом в международных делах. Рисковать жизнью ради знакомства со своим народом он не был намерен.