Вера Генриха в способности жены была оправдана. Элеонора упорно отстаивала его интересы и выжимала из населения каждую марку, где только могла. Когда Генрих попросил выплатить Альфонсу де Пуатье 3226 фунтов стерлингов, чтобы Франция не вступила в войну, она взяла деньги из собственных средств на жизнь. Она делала займы у флорентийских банкиров, с помощью Ричарда выжала какие-то средства из евреев, проживающих в Англии. (Церковь запрещала христианам давать деньги под процент, поэтому ростовщичеством занимались в основном евреи. Поскольку к ним относились как к презираемому меньшинству, евреи представляли удобный объект для вымогательств.) Согласно Матвею Парижскому,
Королева настолько прониклась нуждами короля, что вместо традиционного рождественского подарка — в королевской семье это была обычно дорогостоящая одежда или кубок с гравировкой, — послала Генриху пятьсот марок. Приезд дочери Катарины в ноябре не отвлек Элеонору от помощи Генриху. В январе 1254 года они с Ричардом напустились на баронов и духовенство во время ежегодного съезда парламента, чтобы те более активно оказывали помощь, финансовую и военную. Королеве и графу Корнуэллу удалось достигнуть лишь частичного успеха. Местная аристократия не доверяла сообщениям, приходящим от Генриха из-за моря — в частности, не считала столь уж серьезной угрозу вторжения короля Кастилии, а духовенство полагало, что десятины с его доходов, собранной якобы на крестовый поход, вполне достаточно в качестве жертвы на общее дело.
Несмотря на эти препятствия, Элеонора поддерживала поступление денег, и в результате Генрих заметно продвинулся в своих действиях. Он выкупил несколько замков и начал осаду твердыни мятежников, крепости Ла-Реоль. В первые же дни он понял, как трудна эта задача, положил свою гордость в карман и призвал Симона де Монфора, который после судебного разбирательства поселился в Париже, — пусть тот возвратиться в Гасконь и поможет ему. Несмотря на дружественность французов, которая так резко контрастировала с тем, как с ним обошлись в Англии — французские бароны так восхищались графом Лестером, что даже пытались поставить его регентом после смерти Бланки Кастильской, — Симон подчинился призыву Генриха. Элеонора, узнав о намерении Генриха, также облегчила возвращение Симона в Гасконь, быстро выплатив ему деньги, оставшиеся не выданными по первоначальному контракту.
Как только бывший их главный мучитель прибыл в Бордо, многие из мятежников, которые боялись Симона де Монфора больше, чем Гастона Беарнского, решили вернуться под руку Генриха. Король Англии выказал большую предусмотрительность, обращаясь с перебежчиками милостиво; его великодушие простерлось до преподнесения ценных рождественских подарков. Гасконцы начали припоминать, как выгодно было существовать когда-то под властью этого добродушного и почти всегда отсутствующего английского короля, и движение за независимость стало распадаться. Число мятежников сократилось до кучки самых упорных и закаленных воинов — но Лузиньяны, сводные братья короля, которые с самого начала состояли при нем, были также неплохими воителями. Генрих, радуясь их отваге, начал награждать родичей, отдавая им имущество тех, кого они победили, и это еще больше раззадорило их.
Успешность политики Генриха можно измерить по тому, как внезапно сдался Альфонс, приняв предложение брачного союза в марте 1254 года. Объявление о помолвке Эдуарда сопровождалось началом серьезных мирных переговоров между Англией и Кастилией.
Сдержанно-оптимистичная Элеонора (ведь брак еще не был реализован, а Альфонс в прошлом не раз поступал предательски) принялась помаленьку обеспечивать Эдуарда собственностью, чтобы он мог достойно войти во взрослую жизнь как женатый человек, которому предстоит править Англией. В придачу к Гаскони Эдуард, разумеется, получил всю Ирландию, острова в Ла-Манше (Джерси, Гернси и другие), несколько стратегически важных замков в Уэльсе, город Бристоль, графство Честер и еще ряд имений на английской земле. Такое щедрое обеспечение не могло не вызвать пересудов: укрепление владений сына ослабляло отца.