Четыре Любови

- Какой? - быстро спросил Лёва, желая перехватить инициативу и воспользоваться замешательством грека. - Какой остался?

- А такой, - ничуть не смутившись, спокойно ответил грек. - Тот, который тебе нужнее.

- Для чего нужнее? - Лёва чувствовал, что еще немного - и все наконец прояснится, все вернется к тому, с чего это началось, вся эта странная глупость и метаморфоза с визитом незнакомца, лицом похожего на одноногого рыбного начальника из соседских гостей с самоваром, у них там, в Валентиновке, через забор от Казарновских-Дурново.

Сердце Лёвино внезапно стукнуло, громко так и глухо, ровно один раз. Звук отозвался в мозгу и перекатился эхом в ноги. Кровать дрогнула, и греков костыль грохнулся на паркет. Люба шевельнулась и открыла глаза. Лёва продолжал сидеть на краю матраца и молчал, уставившись в одну точку.

- Для того, чего ты хочешь, нужнее! - членораздельно произнес грек, подобрал костыль и растворился в воздухе.

- Приснилось чего, Лёва? - Люба дотронулась до мужа и нежно привлекла его к себе. - Что с тобой?

- Приснилось, - твердо ответил он, - черт те что снится. Пойду взгляну, может, с мамой чего?

Первый раз Геник пришел к Казарновским на "Аэропорт" в восемьдесят шестом, на день рождения к Маленькой. Подарки он не покупал никому и никогда. Ему это было не нужно. Подарки он изготавливал при помощи рисовальных инструментов и подручных материалов. Менялась только технология. В этом году в моде были аэрографы, и Геник в соответствии с этой модой налил на лист бумаги разноцветных красок и ужасно талантливо раздул их воздушным потоком, превратив все это в дочкин портрет. Маленькая была в восторге и повисла на шее у отца. Такого замечательного повода, чтобы напиться, Геньке было более чем достаточно. Бабаня, как обычно по дням рождения неродных людей, лежала с головной болью и к гостям не вышла. Через час, набравшись до нормы свободы, Геник потерял к дочке интерес и отправился в путешествие по квартире классика, покойного мужа вдовы Дурново. Любовь Львовна в такие принципиально напряженные для нее даты, оставаясь в комнате одна, занималась единственно успокаивающей ее оздоровительной процедурой. Она проверяла секретные бумажки в потайных местах для того, чтобы перейти к главной и мучительно-счастливой процедуре перекладыванию драгоценной коробочки на вновь изобретенное место...

До бабкиной спальни Генька добрался сразу после того как сунул нос в ванную и загасил там в раковине окурок. Он приоткрыл дверь, обнаружил там незнакомку и вошел без тени сомнений внутри готового к приключениям проспиртованного организма...

Любашу, первую Лёвину жену, и Генриха молодым Казарновским не удавалось свести в единое пространство в течение целого года после данного Лёвой матери обещания соединить двух безнадежных разведенцев воедино. То стеснялась Любаша, то был в очередном запое Геник и плохо понимал, чего от него хотят:

- На какой твоей Любе я должен жениться? - никак не мог уразуметь он. - На моей жене, что ли? Или на твоей жене? Так ведь это она и есть, Люба.

В тот раз, казалось, все совпало самым удачным образом: вариант дня рождения Маленькой устраивал всех. Любаша пришла на час позже - собиралась духом, а когда собралась, выяснилось, что тушь для ресниц высохла необратимо. Пришлось сначала решать вопросы красоты, а уж затем отправляться на "Аэропорт", по знакомому адресу. Геника хватились, как только раздался звонок в дверь. На этот раз он ничего не знал, поскольку, согласно умыслу Казарновских, не был заранее предупрежден о сватовстве, и его необходимо было подготовить на всякий случай, чтобы не напился больше, чем требовала жениховская ситуация. Однако Геньку все-таки упустили: и по количеству выпитого, и в географическом смысле. Любаша была такой же, как и тогда, при разводе в семьдесят пятом: преимущественно в сером, тихой и на все согласной размазней в больших очках.

"Те же самые, - отметил Лёва. - Права все же мать бывает иногда, точнее не скажешь", - подумал он и поцеловал бывшую жену в щеку. Та зарделась и поэтому сразу понравилась Любе. Она протянула ей руку и сказала:

- Предлагаю дружить, - потом приобняла гостью и добавила на ухо: - Даже если и с Генькой не выйдет.

Генриха, однако, в квартире не было, хотя следы имелись - пропахшая табаком и другим несвежим куртка так и висела на спинке кресла. Быстрый обход квартирных площадей результатов не дал никаких, кроме обнаруженного в раковине раздавленного окурка. На этом поиски были прекращены, и участники несостоявшейся брачной сделки вернулись к праздничному столу.

Когда принялись за сладкое, в маминой спальне раздались подозрительные звуки. Они стали увеличиваться по нарастающей и окончательно перешли в раскатистый хохот Лёвиной матери. Теперь в этом никаких сомнений не было - это ревела, задыхаясь от смеха, Любовь Львовна.

- Это бабаня! - весело выкрикнула Маленькая Люба. - Она выздоровела!