После рассказанного происшествия прошло несколько недель, а быть может прошло даже и несколько месяцев. Шляхтич уже изредка думал о том, как бы отомстить магнату за нанесённую обиду; он нашёл для себя очень хорошее место при дворе какого-то воеводы, который полюбил его и оказывал ему большое доверие.
Случилось однажды, что воевода отправил куда-то с письмом пана Яна; при этом ему нужно было ехать через Бучач, где жил в то время старо́ста каневский. Тут вспомнил пан Ян завет своего доброго приятеля – отомстить оскорбителю. Недолго думал об этом сметливый шляхтич. Сделал он себе из холста четыре большие мешка: в один из них он насыпал ячменных круп, в другой гречневых, в третий гороху, а в четвёртый пшённых круп, всё это вложил в дорожный вьюк и не без цели отправился по дороге в Бучач, приноровив так, чтобы там непременно быть в субботу.
Подъехал шляхтич к местечку, и когда приблизился к столбу, на котором было поставлено изображение Богоматери, то увидел, что на ступенях под этим столбом сидит в лохмотьях какой-то старикашка, а около пояса у него было с каждой стороны по большому мешку.
Быстро взглянул шляхтич на старика своим соколиным взглядом и тотчас догадался кто такой был этот попрошайка. Забилось крепко сердце шляхтича, когда он увидел пред собою предмет своего давнего мщения.
– Да будет похвалено имя Господне! – сказал шляхтич, поравнявшись со старикашкой.
– Во веки веков, – отвечал седобородый, низко кланяясь путнику.
Хриплый голос старика окончательно убедил шляхтича, что это был тот самый, с кем он хотел переведаться. Шляхтич слез проворно с лошади и привязал её к дереву. Между тем старик громко и с воздыханиями читал "Отче наш". Шляхтич, слезши с коня, стал рыться в своём дорожном вьюке и, вытащив оттуда один за другим приготовленные мешки, сказал:
– Давай-ка, дедушка, свою торбу; я тебе насыплю ячменных круп, а ты помолишься за душу раба Божьего Яна.
– Пошли ему, Господи, царство небесное, – отвечал старик, подставляя прикреплённую у бока суму.
Шляхтич всыпал туда ячменных круп до верху, а старик завязал крепко-накрепко свою суму, перегибаясь на бок от её тяжести.
– Ну, дедушка, – сказал снова шляхтич, – подставь теперь другую торбу; достанешь ты гречневых круп, за душу рабы Божией Катерины.
Старик подставил суму, прикреплённую с другого бока; шляхтич насыпал туда гречневой крупы до верху, а старик крепко завязал суму, которая потянула его на другой бок.
– Ну, дедушка, – сказал шляхтич, – давай теперь третью суму, я насыплю тебе гороху, а ты помяни раба Божьего Францишка.
С трудом, от тяжести двух сум, наполненных уж крупою, повернулся старик спиною к шляхтичу. Оказалось, что у него назади была третья торба.
Насыпал шляхтич эту торбу горохом до верху, и уже сам завязал её как можно покрепче. Старик едва стоял на ногах под тяжестью сделанного ему подаяния.
– Ну, дедушка, – сказал шляхтич, – подставляй теперь четвёртую торбу; я насыплю тебе пшённых круп, а ты помолишься за душу Матеуша.
Но четвёртой сумы у старика не оказалось.
– Так ты вот какой, старый бездельник! – грозно крикнул шляхтич, – народ возвращается теперь с праздника, хочет подать милостыню во имя Богоматери, а у тебя нет и торбы, куда б положить подаяние! Ах ты, негодяй! Постой же, вот я сейчас выучу тебя!..
С этими словами, шляхтич вытащил из-за пояса пребольшой арапник. Старик с крепко привязанными к нему сумами не мог двинуться с места; вдобавок он запутался в своих лохмотьях. Здоровый и молодой шляхтич осилил его в минуту, и повалив на землю принялся отсчитывать ему сплеча две сотни ударов арапником. Потоцкий вертелся и ёжился как вьюн, но не кричал, а только сопел, пыхтел и скрежетал зубами.
– Будь теперь здоров, – дедушка, сказал шляхтич, затыкая арапник за пояс, – помни, быть может ты когда-нибудь поблагодаришь меня за науку; сам ты знаешь, что наука не волк: в лес она не убежит. Помни также, дедушка, – добавил шляхтич, кивнув дружески Потоцкому головою на прощанье, – что какою мерою ты меряешь, такою же тебе возмерится.
Сказав это шляхтич сел на своего скакуна: пыль взвилась под конскими копытами, и шляхтич скрылся на большой дороге.
Отвязав кое-как свои торбы, старик кинулся в свой замок, и сбросив там с себя лохмотья созвал своих надворных казаков и крикнул им:
– Эй, ребята! Сейчас через Бучач проехал шляхтич на вороной лошади, в синей шапке. Догоняйте его! А тот, кто приведёт его ко мне, получит любого коня из моих табунов и в придачу сто червонцев.
Как вихрь помчались казаки в погоню за шляхтичем. Уверенный в том, что его нескоро ещё будут преследовать, шляхтич ехал уж шажком за Бучачем, когда вдруг на него с гиком налетели со всех сторон казаки. Шляхтич притворился, что он ничего не знает, не ведает.
– С чего вы вздумали разбойничать на большой дороге? – крикнул он казакам, и обнажил свою саблю.
Но казаки припёрли его ко рву, конь шляхтича споткнулся и упал. Дело вышло плохо. Казаки схватили его; крепко стянули верёвками и ремнями по рукам и по ногам и положив, как барана, на две лошади потащили его в замок на расправу.