Четыре месяца темноты

Сегодня Кирилл пришёл в гимназию, твердо решив, что произошедшее с девятым «Б» больше не повторится, – и день действительно проходил гладко. Слабые волны едва касались его разума, и он, слушая их мерный плеск, наслаждался своей работой. Когда же волны поднимались, чтобы с грохотом обрушиться на него, он врезался в них аргументами, юмором и примерами из личного опыта, отчего, словно волнорез, разрезал их беспокойную толщу и направлял течение в нужное русло. Но понять до конца, что этому способствовало – собственный настрой, случайный подбор учеников в классах, погода, магнитные бури или везение, – ему пока не удавалось.

Сегодня он вёл у параллельного девятого класса, который отличался от предыдущего разительно. И дело было не в успеваемости (естественно, она была гораздо выше), не в дисциплине, не в познавательном интересе, не в родительском контингенте, не в личном отношении их к учителю и самому предмету (хотя Озеров чувствовал, что его уроки они любили) и даже не в букве «А», которая, как известно, «первее», чем у «Б» класса. Всё перечисленное являлось лишь следствием.

Причиной тому была дружба учеников между собой, их единение. Если они слушали, то все вместе, если не слушали – тоже вместе. (Девятый «Б» если и объединялся, то только в последнем.) Нельзя было сказать, что ученики девятого «А» свою дружбу проверили огнём и водой, но это уже была платформа человеческих, близких отношений. Озеров понимал, что это не его заслуга, а счастливая случайность, может быть, временная – результат труда родителей, удачное сочетание характеров людей, собравшихся в одном месте, влияние учителей, которые сумели научить самому главному – умению слушать.

Приходя к ним, Озеров не натыкался на застывшую стену, которую невозможно сдвинуть. Он толкал всеми своими силами совсем другую стену, сделанную из сырой извёстки, и стена эта, поддаваясь, рушилась, открывая проход к новым возможностям, свободу выбора, а не тюрьму самолюбивых убеждений.

– Начнём с того, что вы слушаете… – сказал Кирилл Петрович, посмотрев на двух учениц на задней парте.

Заметив его взгляд, они поспешно вытащили наушники: одна из правого уха, другая из левого – и напряжённо уставились на него.

– Я не делаю вам замечания. Серьёзно, что вы слушаете? Что интересно всем вам?

С места неуверенно выкрикнули несколько малоизвестных Кириллу названий музыкальных групп и направлений.

– Вы не задумывались, почему в этом возрасте так особенно тянет слушать музыку?

– А разве вас уже не тянет?

– Тянет. Но не так, как в пятнадцать.

– И что вы слушали?

Озеров назвал наугад несколько групп. В классе раздались одобрительные возгласы. Видимо, за последние годы не много появилось хорошей музыки.

– Что слушал я – не важно, как и то, что слушали, например, ваши родители. Есть пословица: «Другие юноши поют другие песни».

Кирилл обратил внимание на темноволосого молодого человека с горящими глазами, Андрея Штыгина. Сегодня он был особенно угрюм, на губе виднелась едва зажившая ранка. Озеров заметил, что разговор о музыке оживил его.

– Что значит эта пословица?

– Молодые никогда не поймут старых, – сказал Андрей, с трудом ворочая языком, а потом, подумав, добавил: – А старые молодых.

Озеров опёрся на стол, в руке он крутил ключи и не замечал этого.

– Я предложу посмотреть на поговорку иначе. Мы имеем разные поколения людей, они поют разные песни, но все они поют, именно будучи юными. Кроме того…

Озеров включил слайд с древнегреческой фреской:

– Разглядите хорошенько это изображение. Подойдите, если хотите, сейчас нет смысла сидеть на своих местах. Что вы видите?

– Какие-то парни с барабанами и факелами. Это бубны, а не барабаны!

– Хорошо, что ещё?

– Девушка с флейтой… На головах у них венки… А чего они без одежды-то? Они всегда так! Это же фрески, знаю я этих греков.

– Что они делают?

– Идут куда-то. А эти с факелами освещают им путь… Один обнимает девушку. Ого!.. Они танцуют вроде…

– Видели вы в наше время что-нибудь подобное?

– Да. Ребята идут в клуб. Или из клуба.

– Их возраст?

– Ну, они чуть старше нас.

– Это что же, значит, совсем ничего не переменилось? – дошло до Андрея Штыгина. – Значит, мы как греки, и всё идёт по кругу?

Озеров улыбнулся и написал на доске:

НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ И ИЗМЕНЧИВОСТЬ

– Благодаря двум этим действующим силам мы существуем около семи миллионов лет. Изменчивость продолжает свою игру: мы не просто с каждым поколением меняемся внешне, смешиваются и перетасовываются характеры наших родителей, образуя новые черты личности. Мы несём в ДНК информацию обо всех наших возможных предках, мы – непрочитанная книга, которую не изучишь за всю жизнь…

Сонмов, рыжий и конопатый, потянулся к телефону, и Озеров спустился и пошёл сквозь ряды, чтобы его лучше было слышно: