Читаем Четыре минус три полностью

Экспериментировать и коллекционировать разный мусор. Отправиться в лес без непромокаемых штанов. Объедаться виноградом и устраивать тайники (по свидетельству друзей).

Прятать что-нибудь в тайниках. Изучать, исследовать и искать приключений. Делать мозаики в стиле Гауди и громко смеяться при этом (это впечатление воспитателей).

Придумывать игры, задавать вопросы. Мириться (о чем свидетельствуем мы, его родители).

Попытка за всеми этими описаниями обнаружить именно то, чем на самом деле ты являешься, — все равно что разглядеть трехмерное изображение на голографических открытках, которые были в моде несколько лет назад. Сначала взгляд отвлекается на множество деталей. И только после нескольких попыток находишь наконец точку оптимального отдаления от открытки и видишь четко и во всех деталях проявившееся изображение.

Быть может, непреодолимое пространство между нами в результате твоей смерти и позволило мне тебя по-настоящему узнать. Твою мудрость. Твою душу. Я абсолютно уверена в том, что она до сих пор где-то неподалеку. Совсем рядом со мной.

Бывают дни, когда ты словно вселяешься в меня. Ты навещаешь мое сердце. Эти дни прекрасны. Я начинаю дивиться миру так, как дивился ему ты. Поднимаю всякие «стеклышки» и долго их разглядываю. Зачарованно наблюдаю кружение листьев на ветру. Позволяю себе дурацкие шуточки и сама же над ними смеюсь.

А в иные дни невыносимой тоски я вдруг ощущаю, как что-то неуловимо нежное обволакивает и согревает меня. Я думаю тогда, что это ты.

Твоя душа.

Конечно, я обязательно узнаю ее, когда сама однажды покину свое тело здесь, чтобы отправиться на встречу с тобой там. Я обязательно встречусь с вами со всеми. Раздвинутся врата, за которыми вы, переполненные радостным нетерпением, меня дожидаетесь.

Как тем январским днем в аэропорту, когда вы ждали меня, возвращающуюся из Индонезии, где я провела три долгие недели. По дороге от багажного транспортера до выхода я, простите, но это так, едва не обмочилась от радости. Полнота испытываемого счастья заставила меня бежать.

И, думая о смерти, я хотела бы, однажды покидая этот мир, испытывать ту же буйную радость. И бежать, зная, что там, за вратами, — вы. Вы ждете меня. Чтобы крепко обнять.

* * *

«Мама! Незия! Лет! Жарко! Мама, Незия!»

Фини. В тот день, когда ты встречала меня в аэропорту, тебе исполнилось полтора года. Слова, которые изливались из тебя вместе с восторгом, обозначали на твоем языке историю, которую ты снова и снова слышала от Хели, твоего папы.

«Мама в Индонезии. Там жарко. Она прилетит на самолете. Она скоро к нам вернется».

Я провела в Индонезии три замечательных недели. Моя студенческая подруга неожиданно пригласила меня посетить ее новую родину и оплатила проживание и перелет. Хели не только был согласен меня отпустить, он всячески поощрял преодолеть сомнения насчет поездки. И ставил единственное условие: «Ты ни в коем случае не должна испытывать угрызений совести».

Хели, мой дорогой, мой единственный! В этом весь ты — любимый и любящий.

Разумеется, мне было непросто не испытывать угрызений совести и не беспокоиться. И там, в тропическом раю, меня чаще других лишала покоя мысль о том, как же ты, моя малышка Фини, переживаешь долгое отсутствие мамы.

Раз — и мама, помахав рукой, вошла в самолет, и нет ее. Мамы нет. Разумеется, ты не могла знать, когда вернется мама, да и вернется ли. И представить себе, где я была, ты тоже себе не могла.

Сознание того, что Хели прекрасно о тебе позаботится, было мне утешением. Но по возвращении домой я испытывала страх.

Узнает ли она меня после столь длительного отсутствия и несмотря на мой шоколадный загар? Не возникнет ли отчуждение?

«Мамааа!»

Ты увидела меня прежде, чем я тебя разглядела. Ты тянула ко мне свои ручки, отчего все сомнения рассеялись в доли секунды. Моя Фини. Я налетела на тебя, обняла, я сделалась воплощением счастья. Ни времени, ни страха, ни расстояния, — исчезло все, и все представления обо всем. Кроме любви.

А через два месяца улетела ты. И я понятия не имею о том, где ты, в какой стране и когда мы увидимся снова. Но я попытаюсь быть такой же, какой была ты тогда. Я тоже теперь держусь за здесь и сейчас. И для меня теперь тоже самое важное, чтобы обо мне заботились способные проявлять заботу люди. И если мы с тобой однажды увидимся, я узнаю тебя. Я протяну к тебе руки. Я закричу.

«Фини! Небо! Облака! Красота, Фини!»

Я тоже теперь держусь за здесь и сейчас. И для меня теперь тоже самое важное, чтобы обо мне заботились способные проявлять заботу люди.

Твой голос звучит в моем сознании. Ты слегка шепелявишь. Ты любишь уменьшительные суффиксы и применяешь их где угодно. Я считала это твое свойство проявлением твоей трепетной, любящей души.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии