Четыре минус три

Я постоянно вела беседы с людьми, не способными или не желающими разделить со мной мою веру. Сперва я старалась избегать любых столкновений и споров. Моя вера представлялась мне недостаточно стойкой, подобной карточному домику, новостройкой, возведенной из прежде неведомого, не прошедшего испытания материала.

А именно: из моих впечатлений, переживаний и видений, посетивших меня в часы и дни непосредственно после несчастья. Из историй и объяснений, почерпнутых из книг. Из моих снов. Из подсказок моего шестого, седьмого, восьмого и т. д. чувства.

Строительный материал не вызывает у меня недоверия. Что касается статики всей постройки, которую я возвела сама, искренне считая своей верой, ее способности устоять под напором противоречий и сомнений — тут я воздерживалась от прогнозов. Я догадывалась, что мой карточный домик, столь милый и необходимый моему сердцу, не сможет противостоять определенному напору, выраженному в восклицаниях:

«Этого просто не может быть!»

«Это все игра твоего воображения!»

Такие утверждения причиняли мне боль, ужасали меня и заставляли отпрянуть и раздраженно замолчать. И самое неприятное: по мере того, как я все больше и больше научалась избегать открытых бесед на эту тему, мне становилось все очевиднее, что полные сомнения голоса уже заполонили мою голову и не желают прекратить свою болтовню.

Я не могу никому доказать, что я действительно испытывала то, что испытывала. Даже самой себе. До сих пор я ощущаю определенную раздвоенность. С одной стороны, я иду по жизни, укутанная невидимым, теплым покрывалом из любви. Но голова моя при этом постоянно во всем сомневается и задает неприятные вопросы. Каждый день я ощущаю добрую руку, которая ведет меня по жизни, и могу быть уверенной в том, что судьба ко мне благосклонна. При этом я порою испытываю страх — и смерти, и того, что все преходяще. И того, что я себе только внушаю то, что чувствую близость Хели, Тимо и Фини; что сила моего желания такова, что у меня создается ощущение, что я действительно переживаю близость с ними.

В то время, в которое я родилась, и в том обществе, которое меня окружает, принято считать действительным то, что ты воочию видишь. Мой разум привык считаться с собственной важностью. Ему надо видеть. Знать. Ему нужны доказательства. Язвительно ухмыляясь, он сидит у меня на шее и, навострив уши, вслушивается во все, что ему говорят.

Вот, например, приходит сотрудник детской больницы, который в Страстную Пятницу совершает обход, и, холодно улыбаясь, говорит:

«Хорошо, что вы поете песенки своему сыну. Надеюсь, вы понимаете, что вы делаете это исключительно для себя. Душе вашего сына все это безразлично. Ведь душа живет в мозгу, а мозг вашего сына, к сожалению, мертв. Но, пожалуйста, продолжайте петь, если вам от этого легче».

Мой разум хватает сердце и хорошенько его трясет:

«Ну! И что ты на это возразишь?»

Мое сердце замирает. Наконец, в полной тишине, когда разум замолкает, оно обретает способность отвечать.

Благодарит людей, которые твердо верят в то, что значение имеет лишь биологическое начало. Если бы не было этих людей, не было бы ни медикаментов, ни машин, которые три или четыре дня поддерживали жизнь в моих детях. Без этих машин мне было бы не дано пережить столь важное для меня время в больнице. Мое бы сердце не вело бы одновременно две беседы с двумя душами, которым, для того чтобы парить в небесах, больше не нужен мозг.

И сердце мое задает вопрос. Что чувствовали бы эти люди, чей разум так велик и искушен, у постели своих умирающих детей? Сумели бы они справиться с отчаянием? Оказались бы они способными разглядеть хоть какой-нибудь смысл в жизни?

Выход есть, — утверждает мое сердце.

Он — в любви к людям, которые еще живы. В любви к Земле и созданиям, ее населяющим. Они нашли бы утешение в сознании того, что когда-нибудь закончится и их жизнь, в том, что когда-нибудь перестанет существовать «я», которому больно. И в силу лишь одной этой причины решили бы они оставшееся время своей жизни использовать как можно полнее, как можно разумнее.

Мое сердце преклоняется перед этими людьми и их мужеством. И оно устремляется вверх, туда, где, как сердцу кажется, обитают ангелы, которые не позволяют себя поймать и привести доказательства своему существованию. И благодарит за разрешение и возможность верить. И в конце концов сердце ласково берет разум за руку и тихо шепчет ему на ухо тайну:

Знаешь, что мне показалось? На самом деле, мы верим оба.